Прорыв к Сталинграду на участок Рынок — Ерзовка произошел в критической обстановке, сложившейся для войск фронта. Объединенное командование еще в дни боев 15–21 августа раскрыло в общих чертах намерение противника и новый оперативный план захвата города с двух направлений. Оба были опасными, но особое внимание уделялось южному направлению, с ключевыми высотами у изгиба Волги. Прорыв к ним грозил катастрофой. Туда постоянно подбрасывались наши резервы, В центре и на всем северном фасе малочисленность советских войск и недостаток боевых средств не позволяли создать крупные резервные кулаки, и удары противника отражались лишь переброской частей с неатакованных участков. «Прыжок» Паулюса через Дон и бросок к Волге, поддержанный небывало массированным авиаударом по городу, оказался внезапным не по замыслу и времени, а по своей мощности, значительно превосходящей наличные силы и оборонительные возможности советских войск на этом участке северного фаса.
Многие дни Сталинградской битвы были «тяжелыми» или «грозными». Но 23 августа 1942 года можно с полным основанием назвать днем «адским». Ниже дана картина, основанная на воспоминаниях непосредственного участника тех трагических событий и свидетеля этого ужасного, отмеченного кромешным пламенем, дня. Участники тех событий действовали на разных уровнях и наблюдали этот ад с разных точек: с КП фронтов и армий, дивизий и полков, из солдатских окопов или с улиц города, но с единым волевым чувством: «Устоять! Во что бы то ни стало!»
Свидетельствует А. И. Еременко. С утра телефоны раскалились от тревожных донесений. В 8 часов — из штаба 62-й: противник при поддержке крупных масс авиации и артиллерии повел сильные атаки от Вертячего, нацеливаясь через полосу Большой и Малой Россошки на Сталинград. Стало ясно: Паулюс решился на прорыв. Мгновенно штабы приступили к организации контрударов, изыскивая все, что можно бросить в бой. Но превосходство врага велико, события нарастают почти по минутам. В 8 часов 20 минут — донесение от начальника штаба 8-й воздушной армии Селезнева: летчики обнаружили две колонны по 100 танков каждая, за ними — сплошные колонны машин с пехотой, на линии Малой Россошки все горит. Приказываю: Селезневу и Хрюкину (командующий авиацией ЮВФ) — немедленно поднять всю авиацию Сталинградского и все штурмовики и ударить по танкам и мотопехоте. 9 часов — звонок от Е. Райнина (начальник корпуса ПВО): немцы выходят к Большой Россошке (уже!). Приказываю: огонь по самолетам и прямой наводкой по танкам. 10 часов — приказ начальнику танковых войск фронта А. Штевневу: задержать отправку двух танковых корпусов на формировку, ударить немцам во фланг с северо-запада (а в корпусах лишь по 20–25 танков, и в основном легкие Т-70, и это против сотен немецких).
Огромным напряжением воли заставляю себя сохранять спокойствие. Создалась действительно тяжелая обстановка, решается судьба Сталинграда, а, возможно, и всей кампании 1942 года. А в городе почти нет войск, опасность захвата исключительно велика… Звонок от начальника военных сообщений А. Коршунова (голос упавший, растерянный): разбит эшелон с пополнением и боеприпасами, танки немцев идут в Сталинград. Что нам делать?.. Резко отвечаю: покончить с паникой, нести службу! 11 часов — приказ начальнику гарнизона города Сараеву: двумя полками вместе с артдивизионами ПВО закрыть северо-западное и западное направления к городу. В помощь выдвигаю резервный полк к заводу «Баррикады». 12 часов — доклады заместителя по Юго-Восточному Ф. Голикова и начштаба Г. Захарова: 4-я танковая Гота заняла ст. Тингута и разъезд «74 км», на других участках отбита. Наша 38-я дивизия дерется в полу окружении. Готовим контрудар. Мое решение: усилить контрудар 56-й танковой бригадой из резерва. Замысел врага проясняется окончательно: двумя клиньями, как и предполагалось, ворваться в Сталинград.