– Понимаешь, был такой приказ… времена были такие, надо было поддерживать порядок и дисциплину… Мы должны были расстреливать паникёров и трусов, пытавшихся бежать с передовой линии!.. Некогда было разбираться в тонкостях человеческих душ, надо было «тушить пожар», а при пожаре дороги и каждая минута, и каждое ведро воды, и горсть песка, брошенные в огонь. Вот и у нас тоже, и у них, и у тех, которые руководили фронтами и армиями, не было возможности спрашивать каждого труса: «Почему ты бежишь с поля боя?». И хорошо, что ты не знал того Сталинграда, который знаю я! Для большинства из вас это лишь сомнительные лозунги «Россия – Сталин – Сталинград» или красивые мемориальные комплексы наподобие Мамаева Кургана. Вы просто не представляете того настоящего, живого Сталинграда, для которого это прилагательное через час, неделю или месяц могло смениться на совсем противоположное, и тогда это звучало бы как «Мёртвый Сталинград». И слава Богу, что вы всего этого не видели, порой человеку выгоднее не знать кое-какие грязные закоулки жизни, для кого-то же должна жизнь оставаться светлой и прекрасной! Именно для этого, пусть и будет пафосно сказано, наше поколение претерпело такие великие муки. И легче всего, конечно, нас осуждать: не так поступали, не того расстреляли! Но, однако, эта переправа, у которой я лежу вот уже несколько дней, была единственной «воронкой», которая связывала Азию с Европой, и именно здесь решалась судьба каждого из нас, пусть даже не все мы об этом думали; решалась судьба России и всего мира. В то время, когда европейская часть страны была охвачена огнём, вся остальная Россия, поднявшаяся на помощь своим братьям, столпилась здесь, у «переправы», и именно здесь решалась судьба планеты – ступит ли нога завоевателя на азиатскую землю или нет? А ты, я вижу, тоже кривишь свою морду, ну как же, твой друг расстреливал бедных «предателей» и «трусов»… Ну да, вы все святые, с чистыми руками и чистой совестью! А ты знаешь, что иногда убить человека бывает труднее, чем быть убитым самому? Не знаешь? А я знаю! И вот представь себе – в этом великом столпотворении пришла долгожданная баржа, прицепленная к какому-то катеру, больше похожему на груду движущегося металлолома, и все устремились навстречу ей, затаскивают пушки, пулемёты, ящики с боеприпасами, упирающихся лошадей, короче, народ валит валом на помощь попавшим в беду братьям и сёстрам… И вдруг ты замечаешь, как в этой суматохе и толкотне кто-то тащит лошадь за узду в обратную сторону и, пользуясь всеобщим переполохом, пытается бежать, спасая свою шкуру, да не один, а прихватив с собой ещё и столь важное «транспортное средство»! Ты что будешь делать? Опять не знаешь? Аян тогда знал, и сейчас знаю, что надо делать с такими людьми! Вот такой у тебя друг, и делай с ним, что захочешь…
Он смотрел на меня в упор, не моргая, и, казалось, не дышал; временами отворачивался и говорил будто сам с собой или с невидимым собеседником. Он говорил о вероломности врага, о чьей-то доверчивости, о долге каждого командира и воина, а я невольно представлял себе того молодого парня, который никогда до этого не слышал выстрела и вдруг попал в такой ад! И буду я до конца своей жизни думать о нём и спрашивать себя: кто же он всё-таки – невинно убиенный или заслужил эту кару? Таких парней, конечно, было немало, и правда ли то, что они не знали, от кого и зачем бегут? Разумеется, у каждого из них в деревне были родители, любимые девушки, но я убеждён, что в тот момент они думали не о них и даже не о себе, они ни о чём не думали. Они просто поддались сиюминутной слабости, неуправляемому психологическому стрессу и были подкошены злым роком.
Вот давайте теперь и рассудим, что же это такое и кто он на самом деле этот «злой рок»? Сидит вот предо мною живая, неотъемлемая частица этого «рока», и он тоже не может ответить на все эти вопросы. Такова стоимость наших жизней: того парня, который так и не понял, что произошло; его «убивца», всю оставшуюся жизнь страдающего в оболочке строгого и справедливого прокурора; и моя жизнь, добровольного посредника между ними, пытающегося разобраться в чём-то. И что есть жизнь вообще? И чем отличаются друг от друга все эти живые существа – звенья той таинственной цепи, которая объединяет паукообразных банкиров, не менее жадных политиков, безмозглых вождей и их жертв и нас, летописцев, оставляющих свои каракули на пергаменте?
Я, например, знал своего друга как доброго и справедливого человека, знал, что он участник Сталинградской битвы, я знал о нём очень много, но в таких подробностях о своей фронтовой жизни он мне никогда не рассказывал. Поэтому я был очень удивлён, растерян и не знал, как эту информацию переработать. Воистину, чужая душа – потёмки!