— Хватит миловаться, приютите и меня. Сейчас трогаемся, — раздался голос Шепшелева. И он ввалился в кузов, подполз к нам, — раздвиньтесь и согрейте меня. Замерз, как цуцик. Ну и берлога у вас теплая, — и он влез между нами. Шепшелев о чем-то рассказывал, Майя смеялась. Можно подумать, что очень рада его приходу. О чем говорили, не слышал, думал о своем. Майя меня затащила в кузов, поцеловала, значит, не безразличен ей. Почему же она противилась ответным ласкам? Испугалась чего-то, себя испугалась? Уже не первый раз воздвигала между нами преграду и, как нарочно, разрушала возникавшие между нами теплые чувства. Как ее понимать?
Машина не останавливалась, подбрасывала нас на ухабах, а тепло держалось в нашей норе. Между мной и Майей втиснулся Шепшелев. Я уже не ощущал ее тепла. Но дыхание наше создавало один микроклимат. А может, и хорошо, что он свалился к нам на голову. Спор наш зашел слишком далеко. О чем бы мы могли дальше говорить? Пожалуй, вывел он нас из тупика.
Так, не шевелясь, согревшись, через несколько часов прибыли в Верхнюю Ельшанку. Вылезли из кузова. Стояли возле полуразрушенных и горевших домов. Доктор Гасан-Заде спросил о моем самочувствии — ответил, что уже все прошло. Он взял меня с собой поискать и подобрать помещение для медсанвзвода. Наши части ушли к Сталинграду, здесь остались тыловые подразделения. Нашли подходящий большой дом с пристройками. Там находилась какая-то хозяйственная группа. Гасан-Заде сказал им, что здесь будет размещен медсанвзвод танкистов, и они уступили дом. Меня он оставил, а сам пошел за машинами. Через какое-то время они стали въезжать во двор. Вдруг появился помощник начальника штаба нашей бригады, осмотрел дом и сказал, что размещаться здесь будет штаб бригады. Гасан-Заде с ним сцепился, продолжал загонять машины во двор. Помощник начальника штаба настоятельно приказал искать ему другое место для медсанвзвода. Подъезжали штабные машины и стали устанавливать телефоны, тянуть кабель, сносить имущество.
— Ах, коллега, люблю военную жизнь, — воскликнул в сердцах Гасан-Заде, — чужие уступили, свои выгнали. Прав тот, у кого больше прав.
Пошли искать другое место для медсанвзвода.
Медсанвзвод разместился на западной окраине Верхней Ельшанки. С разрешения Гасан-Заде я ушел к своим ремонтникам. Многие нуждались в медицинской помощи, чем я и занялся. Был рад встрече. Они выполняли много работы в очень сложных условиях. Замерзшие, полуголодные. На довольствие в какое-нибудь подразделение их так и не поставили. Да и сложно это оказалось, так как часто меняли свое место, менялось их количество. Так и обходились сухим пайком, иногда удавалось сварить что-нибудь и покушать горячее.
К началу уличных боев в Сталинграде бригада дополучила танки с экипажами. Наши боевые подразделения уже ведут уличные бои на юго-западной окраине Сталинграда. Очень тяжелые бои идут в районе дома НКВД, которым должна овладеть наша бригада. Пошел поток раненых. Войскам приходится разбирать завалы, заграждения. Улицы, дома, проходы между ними были заминированы. Вражеские танки или орудия стреляли в упор из дворов, подъездов домов, где еще устанавливали пушки, минометы. Снайперы вели прицельный огонь и выводили из строя наших людей.
Боевая обстановка показала, что для уличных боев танки нельзя использовать. Они являлись удобной целью для поражения, и враг в значительном количестве выводил их из строя — подбивал и сжигал.
Все чаще стали встречаться группы пленных, сопровождаемых нашими конвойными.
В медсанвзвод уже не пошел. Остался ночевать в летучке Саркисяна, набитой до отказа. Хоть в тепле посижу, а может быть, удастся и вздремнуть.
Прибыла наша рота и склады бригады в Верхнюю Ельшанку. После обеда прибыл командир роты, созвал всех командиров. Приказал приготовиться к маршу. Боевые подразделения бригады вели упорные уличные бои на юго-западной окраине Сталинграда. Заняли семь улиц, овладели домом НКВД, вышли к железнодорожному мосту на реке Царица. Располагаться будем на окраине Сталинграда. Там и развернем мастерские. Много подбитых танков, и по прибытии сразу приступим к их ремонту.
По виду дороги, по которой следовали, и окружающей местности можно только представить, что тут происходило. Изрытая снарядами и бомбами земля, рубежи за рубежами, укрепрайоны. Вывороченные надолбы, разорванные клочья колючей проволоки, грудами исковерканная военная техника: танки, машины, пушки. И на фоне всего этого — замерзшие трупы в разных позах. Трупы, трупы, бесконечное количество трупов… Специальные похоронные команды занимались их сортировкой.
Я просидел остаток ночи в летучке Саркисяна, в которой следовал сюда. Всю ночь топилась печка.