Сталинградский гусь

У Хасана округлились глаза.

– Как так? Такого никогда не бывало.

– Раньше не бывало, а сейчас будет. Дорога перекрыта.

– Тогда я действительно пойду, посплю немного, – Хасан всосал в себя воздух вместе с дымом, сигарета затрещала громко, через мгновение дым полез из всех прорех, складок и швов в одежде Хасана, – из карманов, из складок, из-за воротника, из рукавов, из штанин, – откуда угодно, словом, но только не из ноздрей.

– Я пошел, – сказал Хасан. Джангул развернул его носом к двери дощаника и подтолкнул под лопатки:

– Вперед!

Воздух зашевелился, будто живой, плоским серым слоем пополз вначале в одну сторону, потом, переведя дыхание, вернулся, – где-то, уже совсем рядом, находился жесткий, пропитанный горным холодом рассвет.

По обе стороны дощаника в землю были врыты деревянные скамейки. Джангул покряхтел немного, поскрипел костями, хотя еще не должен был скрипеть, возраст не тот, – аккуратно опустился на деревянное сиденье. Гужаев сел рядом.

Некоторое время сидели молча, прислушивались к тишине, – не раздастся ли где в пространстве далекий, полураздавленный расстоянием выстрел, либо пулеметная очередь, способная своим резким сухим треском разрезать пополам небо? Нет, по-прежнему было тихо, лишь в ущелье, горловиной своей выходящем к постоялому двору, кричала потревоженная хищным зверем птица.

Звезды начали понемногу тускнеть. Картина неба была чарующей, глаз не оторвать. Гужаев зашевелился, потер холодные руки. Спросил:

– По прошлому не скучаете, рафик Джангул?

– А по чему, собственно, скучать? Или по кому? По Закир-шаху, по Дауду? – Джангул отрицательно покачал головой. – Нет, не скучаю. По Амину – тем более. Ни народ афганский не скучает, ни я лично.

– Интересно, какими были эти королевские особы, Закир-шах и Дауд? В Советском Союзе люди королевской крови перевелись очень давно.

– Закир-шах запомнился в основном грандиозными охотами, которые устраивал в горах, пышными праздниками, карнавалами, а Дауд… – Джангул помял пальцами подбородок. – Дауд много работал. Он вообще был работягой, сильно прихрамывал и ходил с палкой, но на качестве работы это никак не сказывалось. Когда он возглавлял правительство Афганистана, то приемная его всегда была полна посетителей. В частности, он построил Кабульский аэропорт, каждый день появлялся среди рабочих – строго одетый, с палкой и очень профессионально интересовался самыми разными вопросами: и как прокладывается дренажная система под зданием аэропорта, и какой марки цемент используется для приготовления бетона, и какую технику надо закупить за рубежом, чтобы работа шла быстрее… В общем, влезал абсолютно во все. Дотошный был господин и, говорят, неплохой. – Джангул оглянулся, словно бы опасался, а вдруг кто-нибудь услышит его рассказ о покойнике Дауде?

Поняв, в чем дело, Игорь успокаивающе поднял руку: все в порядке, мол.

– По образованию Дауд был архитектором. По пятницам его визиты в аэропорт были контрольными. Приезжал он на большой американской машине черного цвета. Что интересно было – водитель его никогда не вылезал из машины и не кидался открывать дверь шефу, хотя это входит в прямые обязанности всякого личного шофера… Но однажды он выбрался из кабины, я видел его. Это был человек с деформированным туловищем и очень длинными руками, просто непомерно длинными. Как у обезьяны. Работал он у Дауда с восемнадцати лет. Главным требованием хозяина к шоферу было, чтобы машина всегда, в любое время дня и ночи, пребывала в состоянии готовности и находилась рядом, поэтому водитель покидал кабину только затем, чтобы посетить туалет. А так он и спал в машине, и плов ему подавали прямо на руль, – Джангул вздохнул сожалеюще, словно бы знал этого человека, помогал ему в чем-то…

Но Джангул его не знал и ни в чем не помогал высокопоставленному шоферу – не довелось.

– Дауда, насколько я понимаю, убили…

– Убили, – кивнул Джангул. – Что касается водителя, то ноги у него ослабли совсем, поскольку он почти не ходил, мышцы высохли, а руки, напротив, развились очень сильно, превратился он не в человека, а в тень свою…

– Тень человека – это знаете… это очень страшно, – отметил Гужаев, опустил голову.