Очень уж говорлив был этот золотозубый служака, – явно он проходил по ведомству политработы в войсках – и карандаши чинил, и перья у авторучек чистил старой зубной щеткой, и заевшие выключатели у настольных ламп чинил, – прапорщики, проходящие по другим структурам, говорят обычно меньше и ведут себя по-иному.
Прапорщик глянул на Гужаева пронзительно, словно бы хотел проколоть его насквозь острым взглядом и отвернулся, Игорь невольно подумал: а не имеет ли прапорщик сам виды на Галю? Иначе с чего бы ему козырять таким редким словцом, как «женихаться»?
Жизнь – штука сложная, разные коленца может выкинуть, поэтому все может быть, в том числе и «шерше ля фам».
Галя Клевцова освободилась минут через двадцать, вышла в коридор озабоченная, грустная, с обвядшим лицом. Увидев Игоря, вскинула руку в приветствии, похожем на пионерское, обрадованно засмеялась.
– Сколько лет, сколько зим!
– Зима была только одна, а лето еще не кончилось. – Игорь пошарил в кармане куртки, нащупал бумажный треугольник. – Я тебе из Пакистана привез письмо.
– Откуда, откуда? – удивилась Галя.
– Из Пакистана. Там в плену находится Игорь Моргуненко.
– Господи! – Галя невольно прижала ладони к щекам. – Как это случилось?
– Обычно, Галя. Был бой. Душков было больше, чем наших, пришлось отступить. Игорь, раненый, остался лежать у душманов – был без сознания. Вот и все… Очень простая история. – Гужаев развел руки в стороны и виновато опустил взгляд.
Хотя в чем он был виноват? В том, что не принимал участия в неравной стычке среди камней, где пострадал его тезка? В том, что не напомнил лопуху-командиру о его святых обязанностях – нельзя бросать своих солдат раненными на поле боя. Или в чем-то еще?
В окно было видно, как во двор влетела «таблетка» с красным крестом на боку. Впрочем, машины эти называют «таблетками» только в госпитале, прочий народ в сороковой армии – пехота, танкисты, летчики, – зовут «буханками». Водитель «таблетки» на несколько секунд включил сирену, и у дверей госпиталя мигом образовалось свободное пространство – привезли раненого.
Раненых сегодня будет больше, не один и не два: в Дехсабской долине идет операция, а боевые операции, как известно, бескровными не бывают.
Клевцова прочитала письмо при Игоре, обвядшее лицо ее посветлело, расправилось, помолодело, только вот глаза ее, наполненные тревогой, стали еще более тревожными.
– Бедный Игорь, – прошептала она. Гужаев подумал, что говорливому золотозубому прапорщику, если он имеет виды на Галю, ничего не светит, – Моргуненко ей гораздо ближе, дороже, милее, несмотря на то что находится в плену.
– Сам-то ты записку читал? – спросила она.
– Нет. Я выполнил роль обычного почтового ящика, и не более того, – о том, что записку прочитал майор Кудлин, он не стал говорить, Гале это будет неприятно.
– Как он выглядит?
– Нормально. Похудел только. Жизнь в пакистанском плену – не курорт, сама понимаешь… Загорел. Очень хочет вернуться домой. Собственно, вот и все.
– Пусть возвращается.
– Пока для него главная задача – уцелеть. Выжить. Он все время ходит под прицелом автомата. А там, на той стороне, бородатые бабаи умеют стрелять не хуже, чем у нас.
Лицо у Гали дрогнуло, встревоженные глаза повлажнели. Ситуация была красноречивая, Гужаев ее понял.
– Галя, мы его вытащим обязательно, – тихо, почти шепотом, словно бы боясь, что его услышат душманы, сидящие где-нибудь в соседнем коридоре, проговорил Гужаев. – Все будет в порядке.
Клевцова мелко, как-то по-бабьи покивала, глянула с надеждой снизу вверх на Гужаева, и Игорь по-доброму позавидовал своему тезке Моргуненко: а хорошая ведь получится пара! На Великой Отечественной войне было подмечено – в госпиталях люди сходятся накрепко, семьи получаются прочные, на всю оставшуюся жизнь, потом до последних дней своих и он, и она с нежностью вспоминают фронтовые годы, госпитальные стены, связавшие их, и первую встречу в палате, заваленной окровавленными бинтами, срезанными с ран.
– Помоги, Игорь, ладно? – таким же тихим, тающим в воздухе голосом попросила Клевцова. – Не то ведь без помощи отсюда Моргуненко пропадет.
– Мы своих не бросаем. – Про себя подумал: очень важно, чтобы хитрозадые бородачи не замешали пакистанского пленника в какую-нибудь пакость, за которую придется отвечать перед трибуналом, но в этом разбираться не ему…
– Тебе спирта дать? – внезапно спросила Галя. – Вечером со своими ребятами вспомнишь дом родной…
– Хорошо бы, – оживился Игорь, будто перед кулачной схваткой или полновесным праздничным ужином.
– Много у меня нету, но граммов триста найду.
– А нам много и не надо, – Игорь азартно растер что-то в ладонях, понюхал их. – Чем пахнет?
– Всему миру известно, чем пахнет, а ты как будто этого не знаешь… Подожди немного, – попросила она и исчезла в перевязочной комнате.
Самый чистый напиток, который можно найти в Кабуле в эту минуту, – конечно же спирт (еще есть, естественно, представительская водка в холодильнике у командующего сороковой армией, но до нее Гужаеву не добраться, и подполковнику Завалию, начальнику разведки спецназа, тоже не добраться).