Сталинизм как европейское явление

Как и письмо к Иоффе, это ленинское послание ясно. Это уже не последовательное отождествление пирамиды власти с более узкой олигархией, опирающейся на универсальную доктрину исторического развития, а двойная политика, экзотерическая и эзотерическая, официальная и секретная. И здесь мы не имеем дела с явлением, так сказать, психологического порядка, хотя и встречаем в многочисленных ленинских письмах призывы к скрытности и обману в отношениях с «политическими врагами»: двуличие рождается от несокрушимой уверенности в том, что он действует в качестве орудия исторического процесса в его высшей революционной стадии, орудия не слепого, но сознательного, ибо те, кто приобщен к свету марксизма, а особенно те, кто подобно Ленину, сумел в итоге преобразовать его в действие, имеет интеллектуальное право и даже нравственную обязанность не обнародовать правды («стратегия», о которой говорил Ленин в письме к Курскому), если это способствует победе над «врагами» в великой универсальной войне, причем когда – и главным образом – этими врагами являются меньшевики, то есть социалисты. Что же касается конкретного вопроса, к которому применяется эта ментальная схема, а именно нэпа, он предстает нам в своем истинном свете, то есть так, как виделся Ленину, а с ним и другим большевикам (кроме «ни к чёрту не годных коммунистов»). Можно поэтому сказать, что общепринятая интерпретационная схема, по которой движение советской истории происходит маятникообразно от «военного коммунизма» к нэпу, должна бы быть заменена такой, которая больше отвечает реальности: это все тот же «военный коммунизм», допускающий внутри себя, по мере надобности, нэповские передышки, под контролем той «стратегии», в которую Ленин считал «глупым» посвящать «врагов», переоценивая, пожалуй, умственные способности многих из них.

До сих пор я не говорил о Сталине, только однажды мимоходом заметив, что по типу личности он отличался от Ленина. Это может показаться странным в тексте о сталинизме, хотя имя Сталина должно было возникнуть по ассоциации, пока я излагал свои размышления по поводу этих ленинских текстов, которые, при всей их необычности, составляют одно целое с системой его взглядов, системой, динамичность которой равносильна ее органической стройности. Непохожие как личности, Ленин и Сталин обладали общим наследием принципов и ценностей, воплощенных в действиях и институтах, как уже видно из наших кратких вступительных замечаний. Однако, прежде чем говорить о «сталинизме» и пользоваться этим понятием, необходимо проверить его правомерность и значение. Существует полемическое пользование понятием сталинизма внутри коммунизма, начало чему положил Троцкий в формуле «преданной революции»: постулируется изначальный подлинный коммунизм, выражение которого – большевистская революция, а Ленин и вместе с ним Троцкий – его представители. Но затем произошло «термидорианское» перерождение (процесс которого Троцкий пытается по-своему объяснить), выдвинувшее «посредственную» фигуру Сталина, который одновременно и результат, и носитель перерождения. Заслуга такого антисталинизма в том, что в свое время, при безраздельном господстве Сталина, он составлял вызов тирану, основываясь, однако, на понимании марксистской и ленинской «ортодоксии», диаметрально противоположном сталинскому, но не менее неприемлемом политически и интеллектуально. При этом и исторически антисталинизм Троцкого, продемонстрировав одно время свое превосходство в качестве оружия против грубой фальсификации партийной коммунистической историографии, в свою очередь грешил ложной идеализацией первой фазы революции, снимая с нее всякую ответственность за дальнейшее и парализуя критический анализ идей и действий Ленина и, разумеется, самого Троцкого. Впрочем, нелепо ожидать иного от такого революционера, как Троцкий, к тому же мужественно вступившего в жестокую неравную борьбу со своим соперником и противником Сталиным.