Сталинизм. Народная монархия

Такой подход к оценке событий на советско-германском фронте был характерен не только для Идена, но и для Черчилля, возглавляющего английское правительство. Его первый приезд в Советскую Россию был связан с проблемами открытия второго фронта в Западной Европе. Здесь позиции союзников были диаметрально противоположны. Если Сталин считал, что открытие второго фронта сорвет замыслы гитлеровского командования, подорвет моральный дух противника и облегчит тяжелое бремя Красной Армии, в одиночку удерживающей бешеный натиск фашистских полчищ, то Черчилль придерживался другой точки зрения. Он был заинтересован в обескровливании Советского Союза. Его девиз: «Пусть русские и немцы больше убивают друг друга, а когда они ослабнут, мы скажем свое слово». Он очень похож на американские рассуждения о «запасных игроках».

Отсюда всяческие затяжки и проволочки с открытием второго фронта. Даже тогда, когда английское и американское правительства подписали соглашение, в котором говорилось о создании второго фронта в Европе в 1942 году, Черчилль решил во что бы то ни стало сорвать назначенные сроки. С этой миссией в сопровождении личного представителя президента США Гарримана он и отправился в Москву. Не случайно во время первой встречи Черчилль, поздравляя Сталина с разгромом немецких войск под Москвой, отводил свой взгляд в сторону. Иосиф Виссарионович был сдержан. Он сообщил, что положение на советско-германском фронте несколько стабилизировалось, но остается тяжелым. Немцы большими силами наступают по направлению к Баку и Сталинграду. Тут же он высказал предположение, что Гитлер, очевидно, перебросил все силы с запада на восток. Черчилль догадался: таким образом Сталин дает ему понять, что для открытия второго фронта практически нет препятствий. И тут же высказал свое мнение по этому вопросу. Начал издалека. Сделав вид, что не понял намека, заговорил о большой концентрации немецких войск на западе, из-за чего операция союзников в Нормандии связана с большим риском, поэтому лучше всего ее осуществить в следующем году.

Сталин категорически возразил против такого плана. Он опроверг утверждение Черчилля о численности германских войск, находившихся в Западной Европе. Черчилль тогда был немало удивлен информированностью Сталина, который знал не только, сколько немецких дивизий находится на Западе, но и как они укомплектованы и вооружены.

— На мой взгляд, — сказал Сталин, — нынешний год — самое благоприятное время для открытия второго фронта.

Черчилль возразил и снова перевел разговор о трудностях переброски войск через Ла-Манш.

Сталин опроверг и это утверждение. Последовала острая дискуссия, в ходе которой Иосиф Виссарионович подчеркивал, что никак не может согласиться с доводами Черчилля об отсрочке открытия второго фронта. Он медленно прошелся по кабинету, потом подошел к столу, придвинул к себе коробку с надписью «Герцеговина флор» и предложил Черчиллю папиросу. Но тот отказался и достал сигару.

— Привык к своим, — сказал он.

Закурили, думая каждый о своем. Сталин тогда вспомнил, как сразу же после Октябрьской революции Черчилль, будучи членом британского кабинета, организовал поход 14 государств против молодой Советской республики. Антибольшевистский поход провалился, но Черчилль с тех пор не изменился. Все последующие годы он вел провокационную политику против СССР. Он по-прежнему ненавидел Советский Союз. То, что он прилетел в Москву — не жест доброй воли, а свидетельство того, что он боится Гитлера больше, чем коммунистов. Но и тут он хитрит, юлит и изворачивается.

А Черчилль в то время думал — не мог не думать — о превратностях судьбы. Даже в страшном сне ему не снилось, что он будет сидеть с большевиками за одним столом и вести разговоры об оказании им помощи. Тешило одно: это ненадолго. В политике все возможно. Надо идти на союз со своим врагом против общего врага. А когда закончится война, тогда можно будет добить и сегодняшнего союзника. Надо только вести дело таким образом, чтобы сохранить свои силы. Действовать по обстоятельствам, а со вторым фронтом не спешить. Не стоит рисковать.

Из задумчивости Черчилля вывел Сталин.

— Что касается риска, — сказал Иосиф Виссарионович. Черчилль от неожиданности вздрогнул и посмотрел по сторонам. Вдруг ему почудилось, что он подумал вслух или Сталин каким-то образом проник в его сокровенные мысли, — то по моему мнению, человек, который боится рисковать, всегда находится в проигрыше.

Сталин вновь вернулся к разговору об открытии второго фронта в Европе, а Черчилль стал излагать план операции «Факел» — вторжение в Северную Африку, которое предполагают осуществить союзники в октябре 1942 года. Тут же включился в разговор и Гарриман. Он заявил, что президент Рузвельт, насколько это ему известно, также поддерживает операцию «Факел».