Михаил Эдишерович Чиаурели – «придворный» кинорежиссер Сталина, создавший запрещенные при Хрущеве эпические кинополотна о вожде «Великое зарево», «Падение Берлина», «Клятва», «Незабываемый 1919-й» – в 1969-м был редким гостем в Москве, работал в Грузии. Он ушел из большого кино, но в первые брежневские годы отдышался от травли и занялся мультипликацией. К 90-летию Сталина (разумеется, это не афишировалось) он выпускает мультфильм «Как мыши Кота хоронили», в котором иронически намекал наследникам Сталина: кто есть кто.
Идеологи ЦК разрабатывали программу, которую называли «реабилитацией Сталина». Но дезавуировать документы ХХ и ХХII съездов ЦК не мог, это противоречило осторожному брежневскому стилю. В Политбюро состоялась острая дискуссия, о которой мы имеем представление по неполным и отредактированным записям. Косыгин поддержал программу Суслова, но председатель Верховного Совета Н.В. Подгорный счел нужным «показать власть» и, по существу, возглавил антисталинское лобби в ЦК. Активно поддерживал Подгорного А.Я. Пельше. Брежнев выбрал компромиссное решение: к юбилею в «Правде» вышла уважительная юбилейная статья, но никаких иных почестей Сталину не воздавалось. Правда, памятник на могиле вскоре установили: скульптор Томский продолжил свою сталиниану.
Следующий этап реабилитации Сталина намечался к сорокалетию Победы. Работая над «Блокадной книгой», писатель Даниил Гранин встретился с А.Н. Косыгиным – уполномоченным Государственного Комитета Обороны блокадного Ленинграда. Когда в одном из вопросов писателя прозвучало (намеком!) пренебрежение к Сталину – сдержанный и хладнокровный Косыгин ударил кулаком по столу: «Не вам судить о Сталине!» – и резко свернул беседу. Быть может, Косыгин раздосадовался, четко увидев перед собой представителя интеллигенции, которая всеми силами препятствовала окончательной реабилитации Сталина.
И все-таки дело шло к восстановлению доброго имени генералиссимуса. Сталин оставался популярнее, чем любой из действующих политиков. Сталинистов обрадовали воспоминания авиаконструктора Яковлева, не пожалевшего для вождя добрых слов. Тогда же вышли в свет мемуары Устинова, о которых мы уже вспоминали. А книги членов Политбюро – это же готовые догмы, они в простоте слова не проронят. Ю.В. Андропов неожиданно привечает поэта-сталиниста Феликса Чуева, а сын Андропова пишет просталинскую монографию «На перекрестке двух стратегий» о предвоенном международном положении. Чаковский издает роман «Победа», а режиссер Матвеев его экранизирует в духе сталинских картин Чиаурели.
В 1984 году не было в СССР более влиятельного человека, чем Д.Ф. Устинов. В последний год жизни маршала вернули партбилет В.М. Молотову. На заседании Политбюро, обсуждая Молотова, Устинов высказался эмоционально: «А на мой взгляд, Маленкова и Кагановича надо было бы тоже восстановить в партии. Это все же были деятели, руководители. Скажу прямо, что если бы не Хрущев, то решение об исключении этих людей из партии принято не было бы. Вообще, не было бы тех вопиющих безобразий, которые допустил Хрущев по отношению к Сталину. Сталин, что бы там ни говорилось, – это наша история. Ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Хрущев своей политикой в отношении прошлого нашей партии и государства, а также и в отношении Сталина.
Громыко: На мой взгляд, надо восстановить в партии эту двойку. Они входили в состав руководства партии и государства, долгие годы руководили определенными участками работы. Сомневаюсь, что это были люди недостойные. Для Хрущева главная задача заключалась в том, чтобы решить кадровые вопросы, а не выявить ошибки, допущенные отдельными людьми. <…>
Тихонов: Да, если бы не Хрущев, они не были бы исключены из партии. Он нас, нашу политику запачкал и очернил в глазах всего мира.
Чебриков: Кроме того, при Хрущеве ряд лиц был вообще незаконно реабилитирован. Дело в том, что они были наказаны вполне правильно. Возьмите, например, Солженицына. <…>
Устинов: В оценке деятельности Хрущева я, как говорится, стою насмерть. Он нам очень навредил. Подумайте только, что он сделал с нашей историей, со Сталиным.
Громыко: По положительному образу Советского Союза в глазах внешнего мира он нанес непоправимый удар.
Устинов: Не секрет, что западники нас никогда не любили. Но Хрущев им дал в руки такие аргументы, такой материал, который нас опорочил на долгие годы».
Намечалась просталинская кампания, которая бы увеличила популярность правительства в народе, но не среди интеллигенции… Горбачев выбрал иной путь – красоваться перед интеллигенцией и Западом, клеймя «плебейского» Сталина. Что случилось потом и каким ненадежным тылом для нобелевского лауреата стала либеральная интеллигенция – мы знаем.