Конечно, концепция сталинской доктрины 1925 года, сводящаяся к тому, чтобы в случае взаимного исчерпания сил капиталистических государств вступить в войну со свежими силами и в конце продиктовать собственные условия, в 1940 г. была поначалу перечеркнута. Однако, настраивал Калинин партийные кадры на новый курс своего повелителя, коммунисты должны заниматься не вопросами обеспечения мира, а «прежде всего интересоваться вопросом о том, какую выгоду может извлечь коммунистическая партия из событий, которые происходят только раз в 50 лет». Настоящие марксисты должны понимать, сказал буквально Калинин: «фундаментальная идея марксистского учения состоит в том, чтобы извлекать из чудовищных конфликтов, происходящих среди человечества, максимально возможную выгоду для коммунизма». Коммунисты, говорил Калинин, должны поэтому поощрять конфликты, «если имеется шанс на успех» и если они обещают особые преимущества и возможности. «Самый лучший путь для укрепления марксизма, — гласил вывод, — состоит в том, чтобы изучать военные вопросы, а еще лучше для него — сражаться с оружием в руках.» «Война — это очень опасное дело, сопряженное со страданиями, — добавил он затем, — но в момент, когда возможно распространение коммунизма, не следует упускать из вида войну.» Калинин выразил свое удовлетворение по поводу того, что Советскому Союзу удалось «немного расширить зону коммунизма, причем относительно малыми жертвами». И он добавил, что расширение зоны коммунизма должно быть продолжено, «даже если это потребует больших усилий». Основные положения речи Калинина были обобщены в тезисной форме начальником его секретариата Кретовым. Так, тезис № 10 гласил: «Капиталистический мир, наполненный страшными ужасами, может быть уничтожен только раскаленной докрасна сталью священной революционной войны».
Весь дух этой речи главы государства от 20 мая 1941 г. был нацелен, согласно Александру Некричу, не на защиту страны, а на завоевания, на «усиление мощи коммунизма», которое, как выразился Калинин, «возможно, станет решающим для всего последующего хода исторических событий». Надо ли было выражать агрессивные намерения в атмосфере мая 1941 года более ясно, чем Калинин, воскликнувший в заключение «под бурные аплодисменты» аудитории: «Армия должна помнить: чем скорее начнется схватка, тем лучше!»? «Война начнется в тот момент, когда будет возможно распространить коммунизм», — повторил он 5 июня 1941 г. в докладе перед слушателями Военно-политической академии имени В.И. Ленина.
Наряду с другими членами Политбюро, например, с Щербаковым, в мае-июне 1941 г. вновь и вновь пропагандировал агрессивную сталинскую политику и Жданов. Так, в речи перед специалистами кино 15 мая 1941 г. он призвал «воспитывать народ в духе активного, боевого, воинствующего наступления». «Если нам позволят обстоятельства, — открыто добавил он, — то мы еще дальше расширим фронт социализма.» Но расширение «фронта социализма» на запад, как отмечает Никитин, было возможно лишь после предварительного разгрома Германии. На возглавляемом Ждановым совещании Главного военного совета Красной Армии 7 июня 1941 г. на заданную Сталиным тему «Задачи политической пропаганды Красной Армии в ближайший период» Жданов вновь провозгласил со всей откровенностью: «Мы стали сильнее. Мы может ставить перед собой более активные задачи. Войны против Польши и Финляндии не были оборонительными войнами. Мы уже встали на путь наступательной политики».[51]
События 5 мая 1941 г. и, как будет показано, 15 мая 1941 г. находятся в неразрывной связи с речами Жданова и Калинина того периода. Ведь они безжалостно разоблачают, что Сталин заботился вовсе не о сохранении мира и укреплении Советского государства, как по-прежнему утверждает сталинистская пропаганда и апологетика, а что он прилагал все усилия в военном и политико-пропагандистском плане, чтобы развязать захватническую войну.
Глава 2. 22 июня 1941 года.
Гитлер упреждает Сталина своим нападением