Читаем Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944 полностью

Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944

Хотя подобные попытки и предпринимались. Основная цель была перетянуть рядовой состав Повстанческой армии на сторону красных, одновременно мотивировав рядовых на убийство повстанческих командиров и политических лидеров.

Степана Бандеру агитаторы Ровенского обкома КП(б)У, т. е. соединения Бегмы, презентовали в обращении к населению Волыни как «верного холопа немецких фашистов». Подчеркивалось изуверство «хозяев» лидера ОУН(б), в тот момент находившегося в Заксенхау-зене: «Нет предела жестокости двуногих гитлеровских скотов»[945]. В этом воззвании Бандеру наградили такими эпитетами, как «блудливый политикан», «прожженный политический авантюрист», «довоенный агент гестапо», который издавна занимался шпионажем и организовывал диверсии. Подчеркивалась брутальность бандеровцев в их борьбе против советских партизан и «партсовактива», а также членов семей людей, симпатизировавших советской власти.

Мельнику, как не столь влиятельному деятелю, подопечные Бег-мы уделили меньше эмоций, всего лишь окрестив его «иудой» и «гитлеровским янычаром», зато пошли на такой неэтичный шаг, как публичное обсуждение размера его гонорара. По словам партизан, глава ОУН(м) продался нацистам «за кусок гнилой колбасы»[946]. Очевидно, что Мельника ровенский обком стремился выставить в глазах украинцев никчемной личностью, «отставной козы барабанщиком».

Обращения к бандеровцам и бульбовцам с призывом сдаваться в плен распространялись даже от имени Хрущева[947]. Воспевалась мощь Красной армии, а дело УПА представлялось безнадежной авантюрой. Агитационный материал, как обычно, одновременно являлся пропуском к партизанам, и заканчивался словами: «Выбирай честную жизнь и славу в борьбе против немцев, или холуйскую службу фашистской собаке. А потом позорная смерть предателя, которая поставит черное пятно на твою семью, твоих детей, на весь твой род»[948]. Эти предупреждения были воплощены в реальность, но не столько партизанами, сколько частями НКВД и НКГБ в 1944–1952 гг.

В целом, несмотря на недостатки пропаганды красных партизан, ее шаблонность и топорность, какой-то урон немецкой стороне она приносила. Дело в том, что агитация приводила к росту так называемой волынки. Руководитель диверсионной службы Вермахта на южном участке советско-германского фронта Теодор Оберлендер уже 28 октября 1941 г. отмечал опасность этого «спокойного врага»:

«Куда большей угрозой, чем активное сопротивление партизан, тут [в Украине] является пассивное сопротивление — трудовой саботаж, в подавлении которого мы имеем еще меньше шансов на успех»[949].

Это мнение вполне справедливо, т. к. оперирующих в тылу вооруженных диверсантов можно уничтожить или нейтрализовать с помощью военной силы. Если же рабочие делают вид, что не понимают инструкций и приказов руководства, трудятся неохотно, «случайно» устраивают производственные аварии, разворовывают заводское имущество, то в этом случае вряд ли поможет и самая изощренная система корпоративного менеджмента. Когда крестьяне портят поля, скот и сельхозмашины, скрывают урожай, а сельский староста усердно жалуется попеременно на холода, дожди, засуху и жару, недород и разруху, вызванную военным лихолетьем, то с такой ситуацией едва ли возможно совладать даже с помощью прилюдных повешений или материальных поощрений. Очевидно, что простое присутствие партизан, а также их вооруженная деятельность заметно влияли на психологическое состояние населения. Убийство старосты производило больший эффект на сознание мирных жителей, чем многие сотни листовок. Но и силу агитации, устной или печатной, также следует учитывать.

С другой стороны, пропаганда красных партизан, обладавших куда большими техническими возможностями, чем бандеровцы, существенно уступала агитации националистов по интенсивности, качеству и занимательности печатного материала, охвату населения, яркости стиля, хлесткости иронии, образности повествования. Эти различия еще более разительны, если учитывать, что образовательный уровень советских «лесных солдат» был куда выше, чем в УПА: в Западной Украине значительным был процент вообще безграмотного населения.

Парадокс можно объяснить тем, что красные партизаны вышли из сталинской системы, к 1941 г. закостеневшей и потерявшей порыв дорвавшегося до власти тоталитарного движения. Безыдейность своих противников постоянно отмечали украинские националисты[950]. Однако лояльность советскому государству и уверенность в его победе все же позволила агитаторам «лесных солдат» оказать определенное влияние на сознание населения оккупированных нацистами территорий.