Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944

Вопрос о дисциплине красных партизан вскользь рассматривался в ряде описанных в историографическом обзоре публикаций. Между тем его значимость довольно высока: дисциплина прямо влияла на эффективность операций партизанских отрядов, от собранности бойцов спецподразделений прямо зависело их существование. Для партизан отношения с населением куда более важны, чем, скажем, для армейской части. Кроме того, партизаны в тылу врага представляют для мирных жителей авангард армии, презентуют руководящую ими политическую силу.

Стремясь названную проблему представить рельефно, сосредоточимся не на общих вопросах дисциплины, а на ее нарушениях, вызывавших нарекания не только украинского населения, но и руководства партизан.

Но сначала приведем два образчика современной официозной историографии.

Авторский коллектив Министерства обороны РФ не пожалел елея, представив идиллию:

«В моменты ослабления боевой напряженности особенно остро испытывалась потребность духовного отдохновения от хорошей песни, остроумной шутки, задорной частушки. Не случайно, что они были непременными спутниками партизан и скрашивали их жизнь. Почти в каждом отряде находился острослов, шутник и балагур, вокруг которого на коротких передышках между боями собирались молодежь и любители перекинуться тонкими остротами и забавными происшествиями. В добродушнонасмешливой форме пересказывались или представлялись в лицах наиболее комичные случаи партизанских будней, боевых эпизодов, поступков или привычек отдельных партизан. Безобидные подначки и шутки всеми воспринимались как веселые проделки ради забавы и снятия напряженности»[1148].

Пресловутый Алексей Попов с категоричностью свидетеля утверждает, что «пьянство, мародерство и половая распущенность были спутниками лишь немногих партизанских формирований»[1149].

Восхитившись изяществом стиля специалистов Министерства обороны, а также простотой и прямолинейностью суждений офицера ФСБ, обратимся к документам.

6.1. Разбой

С точки зрения оккупантов и мирного населения, все реквизиции любых партизан являлись разбоем. Кажется, как еще можно назвать такой поступок: приходят вооруженные люди, намекают на возможность неприятностей или прямо устраивают их, забирают материальные ценности и скрываются в неизвестном направлении? В этом случае всех без исключения партизан следовало бы назвать бандитами. А это было бы откровенной глупостью. Ведь не обязательно смотреть на хозяйствование партизан исключительно глазами второй и третьей сторон. Красочные рассказы потерпевших или захлебывающихся от полученных эмоций свидетелей не освобождают от обязанности при изучении общественной организации оперировать прежде всего системой внутренних оценок этой структуры, а при необходимости вообще дистанцироваться от мнения современников и участников событий. Далеко не всякая насильственная экспроприация является грабежом. Уголовный разбой партизан имеет определенные важные отличия от партизанской хозяйственной операции, реквизиции, пусть даже и совершенной с применением оружия.

В представленной главе под партизанским разбоем понимается совершенное в личных, а не организационно-значимых целях нападение с целью хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасное для жизни и здоровья, или с угрозой применения такого насилия. В данном случае «организационно-значимыми целями» являлась борьба с теми, кого врагом считала политическая надстройка любых партизан — будь то ЦК КП(б)У или ЦП ОУН(б).

Таким образом, первое отличие заключается в том, что хозяйственная операция состояла в изъятии у населения вещей, необходимых для ведения жизни в лесу. Реквизиция же «предметов роскоши» — т. е. чего-то сверх базовых потребностей человека, уже является бандитизмом. Например, вымогательство партизанами у крестьян телег, свиней, зимних тулупов и картошки вполне можно объяснить оперативной необходимостью. А хищение часов, браслетов, изящных сапо-жек и цветастых платков, самогона и патефонов ничем иным, кроме как разбоем не назовешь.