Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944

Ну и третья важная причина, по которой немцы проиграли войну партизанам, не имеет ничего общего с прусской национальной традицией, поскольку была следствием только и исключительно нацизма, гитлеровского стиля правления. Речь идет о явлении, которое по-русски принято называть ведомственностью, а в немецкой историографии — борьбой компетенций или конкуренцией полномочий[359]. В упорядоченный прусский государственный аппарат НСДАП внесла бюрократизацию и хаос. Если служащий кайзера воспринимал государство почти как священный, а самое главное — единый организм, то нацистские бонзы мыслили в феодальных категориях и заботу об интересах всей госсистемы заменили преданностью начальнику и ведомству.

В отношении антипартизанской борьбы это привело сразу к нескольким последствиям.

С середины 1942 г. борьба с «бандитизмом» на оккупированной советской территории была хоть как-то централизована, возложена на СС. При этом Вермахт неохотно делился сферами ответственности. В течение нескольких месяцев шел передел областей компетенции. Генрих Гиммлер в отчете в конце 1942 г. отметил победу СС: «Дальнейшие сложности для текущих [антипартизанских] акций, — например, [существовавшая] вопреки приказу фюрера постоянная непроясненность с Вермахтом [вопроса] об исполнении приказаний — ликвидированы»[360]. Однако после этого никаких успехов в антипартизанской борьбе немцами достигнуто не было.

Представители СС не были очень сильно заинтересованы в успехах операций против партизан. Описывая действительно нарастающую угрозу тылу, руководители СС постоянно выпрашивали у высшего руководства рейха новые средства и силы, при этом о каком-то рациональном использовании уже имеющихся ресурсов говорить не приходилось.

Лишь в незначительной степени объектами партизанских атак были посты полиции, также входившей в ведомство Гиммлера, полицейские батальоны и части ваффен-СС. То есть СС — главный инструмент обеспечения спокойного тыла — партизан не особенно интересовало. В этом смысле по крайней мере некорректен советский историко-пропагандистский штамп о «народных мстителях»: как раз тем, кто особенно зверствовал, советские партизаны мстить не стремились. Зато их внимание привлекали, во-первых, хозяйственные объекты (прежде всего в сельской местности) и, во-вторых, коммуникации — в основном железные дороги. Разрушая экономику, с помощью террора затрудняя работу немецкой гражданской администрации, советские партизаны причиняли существенное беспокойство Восточному министерству Альфреда Розенберга и не подчиненным ему напрямую рейхс-, генерал- и гебитскомиссарам, а также представителям многочисленных нацистских экономических учреждений и ведомств, ответственных за эксплуатацию захваченных территорий. Охрана железных дорог либо прямо находилась в ведении Вермахта, либо, в других случаях, Вермахт был кровно заинтересован в их нормальной работе, которой препятствовали партизаны. Вермахт, гражданская администрация и СС, в том числе входившая в это ведомство полиция, и в 1943–1944 гг. также находились в постоянной борьбе компетенций. Не стоит и говорить о том, что представители этих организаций попросту спесиво относились друг к другу на личном уровне.

Офицеры и генералы СС считали элиту Вермахта скопищем отсталых служак, косных и реакционных представителей «бывшей Германии». В свою очередь, командный состав Вермахта смотрел на коллег из СС как на кровожадный нацистский сброд, своими зверствами пятнающий немецкий мундир, отребье, не имеющее представления о традициях и чести. И те и другие одинаково высокомерно глядели на «тыловых крыс» — самовлюбленных, чванливых и неумелых «золотых фазанов» из гражданской оккупационной администрации. Последние держали силовиков за безмозглых солдафонов.