На завтрашний день были назначены тренировочные полеты, в составе первого отряда мы должны были отработать элементы воздушного боя между Брюстерами и Харрикейнами, причем я, как летчик владеющий «Ураганом», должен был исполнять роль агрессора.
Утро 25 июня началось раньше запланированного. Личный состав подняли по тревоге. – Учебная тревога – подумал я, нет, в штаб эскадрильи поступил тревожный звонок из штаба наземных систем предупреждения, сообщали о приближающихся советских, получается – вражеских, бомбардировщиках, нам дали команду вылететь на перехват.
В воздух подняли все готовые самолеты. Поскольку на утро для меня был подготовлен Харрикейн, я вылетел на английской машине. Мы поднялись в шесть часов утра, уже давно рассвело, лишь легкая утренняя дымка совсем не мешавшая обзору оседала над водоемами. Нам сообщили, что бомбардировщики приближаются к нашему аэродрому, и отряды бросились искать противника во всех возможных направлениях, набрав высоту полторы тысячи метров, я достаточно долго летел на юго-восток в общем направлении на Выборг не замечая ни одной машины, где-то недалеко шли другие истребители, нас было не менее шести.
Мы знали, что советские бомбардировщики будут заходить со стороны залива, что крайне затрудняло их своевременное обнаружение службой наземного наблюдения.
Русские самолеты появились внезапно, с небольшим превышением над нами. Я прошел ниже, пытаясь определить тип самолетов, вначале мне показалось, что это четырехмоторные машины.
– Неужели «наши» отправили дальние тяжелые бомбардировщики!
Немного разогнав Харрикейн снижением, я выполнил боевой разворот и пошел вдогон, соблюдая радиомолчание. Не знаю, почему я так сделал, может, хотел сорвать «главный приз» самостоятельно, а может быть наоборот, не хотел привлекать внимание финнов к обнаруженным советским машинам, или просто не привык еще в полной мере пользоваться возможностью связи, отсутствующей на советских машинах, но я шел один.
Чем ближе я приближался к бомбардировщику, тем резче я испытывал ощущение «не уютности» и это – мягко говоря, словно меня посадили на горячую печку задом. Мне казалось, что весь мой самолет, да какой там самолет, все небо вокруг, как на картинках из библии, что я видел в детстве, наполнилось ликом, только не божьим, а моим собственным, и что весь экипаж советского бомбардировщика, собравшись в хвосте своего самолета, презрительно с ненавистью показывает на меня пальцами – вот он подлец, предатель, словно эти слова были написаны на моем самолете. Черт, ведь я иду на «своих»!
Очередь, пущенная в мою сторону, подействовала отрезвляюще.
«Стоп! – взял я себя в руки, – на моем Харрикейне финский окрас, и не то, что личность установить, но и лицо не видно. Для них я финский пилот – враг, которого надо уничтожить, задавить как гадину» – вспомнил я любимое выражение нашего комиссара.
Сверившись с картой и направлением полета, я определил, что мы находимся в районе городка Хейнкола, и летим в сторону более крупного Лахти приблизительно в тридцати километрах от нашего аэродрома.
Бомбардировщиков было много, более десятка, и я уже пожалел, что не сообщил координаты противника, но мои запоздавшие раскаяния оказались напрасными, остальные пилоты также заметили неприятеля, и драка началась!
Не обращая внимания на неумелый огонь стрелков, я вышел на дистанцию в четыреста метров и открыл огонь по левому двигателю, было видно, как от самолета отскакивают элементы обшивки. Когда расстояние уменьшилось почти вдвое, двигатель задымил, и легко дав правую педаль, я перенес огонь на другой двигатель. Не желая подвергаться чрезмерному риску, на дистанции менее чем в двести метров я отвалил в сторону, продолжая удерживать выбранную жертву в поле зрения. Теперь я мог осмотреться, с права и слева финны атаковали другие бомбардировщики. Довернувшись на «раненую» машину, я возобновил атаку, почти непрерывно строча из «Браунингов». Бомбардировщик, лениво клюнув носом, пошел вниз, оставляя легкий шлейф серого дыма. Несомненно, он был сбит, и это была моя первая победа.
Как минимум три советских машины были сбиты, остальные повернули в сторону границы, мы продолжили преследование, повторяя атаки. Я перегрел пулеметы или израсходовал весь боезапас, но «Браунинги» перестали реагировать на перезарядку и гашетку. Не желая покидать отряд, я продолжил полет вместе с остальными истребителями, мне даже удалось вплотную подлететь к советской машине, разглядев лица экипажа, я не собирался брать их на таран, и надеюсь, что летчики мне были благодарны за это. В один момент бомбардировщик захотел протаранить меня, тогда я бросил бесполезное лихачество и занялся восстановлением ориентировки.