– Временно назначаю тебя комендантом аэродрома Новополтавка. Сейчас не до переучивания на МиГи. Технический состав и охрана, находящаяся на аэродроме идет под твое начало. Главное. замаскируйте технику. Будем действовать согласно обстановке, при необходимости организуешь оборону аэродрома.
Какая оборона, неужели сюда могут дойти немцы или, хотя бы, диверсионные группы?
– У тебя большое будущее – пошутил командир в конце разговора. вон Давидков, мой зам., до тебя этим аэродромом командовал, а теперь – почти герой.
В этот же вечер я вернулся в Новополтавку. Сказать честно. я не был рад своей должности. Я наивно рассчитывал, что командир скажет – бери МиГ и сразу в бой, громить фашистов, а он отправил меня на тихий аэродром работать сторожем пятерки самолетов и аэродромного имущества.
На следующее утро мы вывели из села на аэродром громкоговоритель, чтобы получать хоть какую ту информацию с фронта.
В середине дня над аэродромом на большой высоте пролетел немецкий разведчик. Мне очень хотелось взлететь и начать преследования, но, оценив ситуацию, я понял, что не догоню.
В ожидании прошла почти неделя. Нас не бомбили, но официальные сводки с фронта не вносили ясности в обстановку. Война продолжалась и, судя по всему, немцы двигались на восток вглубь нашей территории. Мы почти не выпивали спиртного – вдруг поступит приказ или приедет какое начальство. Я видел, что бои не заканчиваются, и как военный летчик не хотел оставаться в стороне. Наконец, когда 30 июня пришла информация о потере Львова, мои нервы не выдержали, и я совершил поступок, о котором пожалел впоследствии, хотя сейчас уже не жалею! Я наивно рассуждал так: если 131-й полк не переучен на МиГ-3, то один летчик и один самолет в полку «погоды» не сделает. Значит, я должен присоединиться к любой летной части на МиГах и вступить в бой в ее составе. Мне захотелось вернуться в дивизию Гущина, но как быстро добраться из южной Украины до Прибалтики, успев это сделать еще до конца войны. Конечно, на самолете! Это больше тысячи километров, можно долететь с одной промежуточной посадкой, где-нибудь в Белоруссии. Мы даже поспорили с Николаем. смогу ли я совершить стол безрассудный поступок, и я решил рискнуть.
Рано утром 1 июля я, поручив командование аэродромом лейтенанту, сел в МиГ, тот самый, что облетывал до войны, и поднялся в воздух. Первоначально я решил совершить посадку в Кривом Рогу. Если бы Гончаров или его заместители были на аэродроме, меня, конечно, остановили еще «на корню». Но командиры были на боевых вылетах, самолеты не имели радиостанций, а у оставшегося дежурного и технического состава не возникли ни малейшие подозрения, что я самовольничаю. Самолет принадлежал их части, я являлся летчиком полка, и все думали, что я выполняю приказание командира. Пока мой самолет до заправляли, я успел побывать в штабе, получив в секретном отделе имеющиеся карты предполагаемого района полета. В штабе я узнал, что немцы особенно продвинулись в Белоруссии, наши войска несут значительнее потери под Белостоком и Минском. Это натолкнуло меня на мысль, что лететь через Белоруссию нельзя. Я решил лететь на Смоленск с посадкой в Брянске, где был военный аэродром, а затем на Ковно. Со штурманской подготовкой и прокладкой маршрута у меня никогда не было проблем, а погода позволяла выполнять полет по наземным ориентирам. Топлива до Брянска мне хватило впритык и через два часа на остатке горючего я сел на местный аэродром. Наверное, будучи очень наивным, я представлял себе, что в таком перелете одиночного самолета нет ничего необычного. документы у меня были с собой, сяду, объясню, что перелетаю из одной части в другую, ничего крамольного – идет война.