Сталинские соколы. Возмездие с небес

Сегодня уже 24 сентября, последние ясные дни перед неминуемой русской сырой осенью и холодной зимой, а мы топчемся на месте. Русские упорно сопротивляются и проводят постоянные контратаки, и это при полном превосходстве Люфтваффе. Сейчас их пехота и танки атакуют наши позиции на северном участке. В пятнадцать минут двенадцатого поднялись в воздух и взяли курс на северо-восток. Обнаружив наступающих русских, звено пикирует на противника. Я попадаю в танк, это первый танк, уничтоженный мной, нет, он не один, бомбы накрыли сразу два идущих рядом танка, один уж точно. Я открыл охоту на танки!

Несмотря на личные успехи, я редко летаю на боевые вылеты, занимаясь подготовкой прибывающих курсантов, а вскоре получаю направление прибыть в испытательный центр в Рехлине. Я испытываю обиду, ведь сейчас каждый пилот «Штуки» нужен на фронте, когда мы вот-вот дожмем русских у Волги и получим заслуженные лавры победителей. Но начальство не слушает моих доводов. видите ли, моя техника пилотирования Ю-87 безукоризненна, и такие пилоты нужны в качестве испытателей. Так и есть, за все время у меня не было ни одной аварии, и даже в роковой день, когда погиб Ханс, я привел поврежденный самолет на аэродром, мне вообще везет, ведь мой самолет ни разу не сбивали, правда, и большим числом вылетов похвастаться не могу.

Я прибываю в Рехлин, где прохожу теоретический курс испытателей вдали от фронта, а в Сталинграде разыгрывается катастрофа. Случайный ход обстоятельств или «рука» известного доброжелателя спасает меня от ужаса зимнего Сталинграда, а может быть, и от смерти на передовой. Здесь, в тылу, трудно осмыслить происходящее, но, общаясь с пилотами, прибывшими из-под Сталинграда, я вижу, как они шокированы нашей неудачей. Вермахт удерживает половину России, а в среде фронтовиков унылые настроения, что это не последнее поражение. Мы недооценили силы противника в самом начале. Москва не взята, Петербург все еще контролируется русскими, нас отбросили от Волги, и мы не смогли выйти к Бакинской нефти. Скорее всего, нам нужно думать не о победе, а о том, как удачно выйти из этой войны. В противном случае, если мы не остановим русских, они не только разорят Германию подобно диким кочевым ордам, но и дойдут до Ла-Манша. И пусть надменный остров не надеется отсидеться за проливом, в отличие от нас, ифанов не остановят огромные жертвы, и скольких бы их ни сбивали Спитфайры и Харрикейны, за ними будут идти новые волны из тысяч самолетов, бомбящих Лондон. А затем, когда русские смертники уничтожат аэродромы и флот, на остров переправятся толпы монголов, неся конец европейской цивилизации. Эти тяжелые мысли уже начали занимать умы думающих офицеров. Мы всегда поражаемся коммунистическим фанатикам, кладущим тысячи собственных жизней в атаках, бессмысленных с тактической точки зрения. В рядах Люфтваффе и Вермахта много героев, но немецкий командир никогда не отправит своих подчиненных на верную смерть, особенно если результат подобных действий спорен. Мы готовы умереть, но не бессмысленно и нелепо, ведь жизнь каждого немецкого солдата еще может пригодиться. Каждый из нас имеет право выбора. Большевики прививают своим азиатским солдатам другое учение. вгрызаясь в землю, они должны слепо повиноваться и умирать по приказу от пуль немцев или собственных комиссаров.

Я готов к работе испытателя, но выпуск новой версии Ю-87 задерживается, и я прошусь на фронт, хотя бы временно. Начальство на этот раз благосклонно, из Рехлина меня временно направляют в родную 77-ю эскадру пикирующих бомбардировщиков, действующую в Южной России. Я прибываю в крупный город Днепропетровск и ожидаю свою часть. 20 февраля на аэродром начинают садиться «Штуки» с головой волка и слоном, и я приветствую прилетевших товарищей. Вся моя фронтовая жизнь проходит или во 2-й или в 77-й эскадрах. В 77-й я начинал компанию в России, поэтому чувствую себя «как дома».