Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

«Мы пришли к убеждению, что это убийство не дало тех результатов, которых от него могли ждать организаторы убийства. Оно не оправдало себя, не было ударом по ЦК, не вызвало сочувствия в народных массах, как рассчитывали троцкисты-зиновьевцы, а наоборот, дало объединение народных масс вокруг ЦК… Мы уже тогда сказали себе: или этот акт, как результат тактики единичного террора, требует окончания террористических акций, или он требует идти вперед к групповому террористическому акту.

Бухарин мне сообщил, что у них в центре многие думают, что было бы легкомыслием и малодушием на основе результатов убийства Кирова отказываться вообще от террора, что, наоборот, нужно перейти к планомерной, продуманной, серьезной борьбе, от партизанщины - к плановому террору. По этому вопросу я говорил в июле 1935 года и с Бухариным, и с Пятаковым, и с Сокольниковым.

Вышинский : Вы стояли за первую или за вторую систему террористической борьбы?

Радек : Я стоял за старую систему до момента, когда пришел к убеждению, что эта борьба есть партизанщина. Поэтому я стоял за планомерную террористическую борьбу.

Вышинский : Придя к заключению о том, что необходимо перейти к групповому террору, вы приняли какие-либо меры к тому, чтобы эту борьбу организовать?

Радек : Принял. Поставил в июле 1935 года сначала перед Пятаковым, а после в разговоре с Сокольниковым вопрос: мы продолжаем борьбу или ликвидируем ее?

Вышинский : Каков был ответ?

Радек : Ответ был: «Продолжаем». Тогда мы решили покончить с таким положением, когда никто не несет ответственности за террористическое дело. Мы решили вызвать Дрейцера, которого считали наиболее подходящим для руководства террористическими актами после ареста Мрачковского, с ним выяснить, что полагается делать, и совместно выработать план».

Вызов Дрейцера из Кривого Рога был предпринят еще в начале 1935 года. Радек рассказывал на процессе: «Я написал Дрейцеру письмо в категорической форме, что «к концу февраля, к началу марта, ты должен быть», и получил от него ответ: «Приеду».

Работавший заместителем начальника строительства Криворожского завода еврей Ефим Дрейцер в годы Гражданской войны был комиссаром дивизии, поэтому он имел тесные связи с бывшими сослуживцами. Приблизительно в это же время в Криворожье с Дрейцером встретился и начальник штаба 18-й авиабригады Борис Кузьмичев.

Уже после ареста, 21 августа 1936 года, Кузьмичев писал в письме Ворошилову: «В 1935 году я проездом с Дальнего Востока в Запорожье остановился у Дрейцера - в то время он был членом ВКП(б), носил ордена и являлся замначальника Криворожского строительства. Он по телефону мне сообщил, что у него гостил Туровский, который только что уехал, и что сам Дрейцер тоже через 1-2 дня уезжает, поэтому мне можно будет остановиться у него на квартире. Я так и сделал».

На очной ставке Дрейцер дал показания, что во время этой встречи Кузьмичев «сам предложил свои услуги» для убийства Ворошилова. А через 10 дней после письма Ворошилову, на допросе 1 сентября, подробные показания о подготовке террористического акта против наркома обороны дал и Кузьмичев.

Заговорщики не только готовили теракт против Ворошилова. Напомним примечательный штрих, что «с гостившим» у Дрейцера комкором, евреем Семеном Абрамовичем Туровским, Тухачевский еще в 1928 году «договорился о необходимости выявления недовольных людей».

И все- таки самым «недовольным» всем, что происходило в СССР, был Троцкий. Он не мог примириться с успехами «государства Сталина», как он его называл. Не исключая из арсенала способов свержения Сталина методом терроризма и путча, он искал и другой путь. Он разражался вспышками ненависти и рассчитывал, что в случае нападения извне Советский Союз потерпит поражение. Назначение Гитлера в январе 1933 года рейхсканцлером Германии он встретил с большой надеждой. Уже в апреле 1934 года Радек получил очередную подробную инструкцию Иудушки Троцкого.

«В письме… - рассказывал Радек, - Троцкий ставил вопрос так: приход к власти фашизма в Германии коренным образом меняет обстановку. Он означает войну в ближайшей перспективе, войну неизбежную, тем более что одновременно обостряется положение на Дальнем Востоке.

Троцкий не сомневался, что война приведет к поражению Советского Союза. Это поражение, писал он, создает реальную обстановку для прихода к власти блока, и из этого он сделал вывод, что блок заинтересован в обострении столкновений.

Троцкий указывал в этом письме, что он установил контакт с дальневосточным и неким среднеевропейским государством и что он официозным кругам этих государств открыто сказал, что блок стоит на почве сделки с ними и готов на значительные уступки и экономического, и территориального характера. Он требовал, чтобы мы в Москве использовали возможность для подтверждения представителям соответствующих государств нашего согласия с этими шагами. Содержание письма я сообщил Пятакову».