Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

Но главное заключалось в том, что Кремлевский караул был выведен из подчинения ЦИК и Наркомата обороны и подчинен «комиссариату внутренних дел по внутренней охране и... комиссариату обороны по внешней охране». Одновременно предусматривался вывод из Кремля многочисленных советских учреждений и Школы им. ВЦИК, насчитывающей 8 рот – полторы тысячи военнослужащих,– являвшейся гарнизоном Кремля. Для замены охранявших Кремль курсантов Школы срочно стал готовиться полк НКВД специального назначения. Таким образом, теперь непосредственное руководство охраной от Петерсона переходило к А. Успенскому, ставшему заместителем коменданта Кремля и находившемуся в подчинении Ягоды.

В связи с выявившимися обстоятельствами обнаружения «элементов разложения» и «нарушения обеспечения секретности» 11 февраля Политбюро поручило Ежову вместе с заместителем КПК З.М. Беленьким «проверить личный состав аппарата ЦИК СССР и ВЦИК РСФСР».

В этом не было ничего необычного. Как и в том, что, получив 17 февраля от Молчанова «Сборник № 1 протоколов допросов по делу Дорошина В.Г., Лукьянова И.П., Синелюбова А.И., Мухановой Е.К. и других», Ежов сделал свои выводы. О «засоренности социально-чуждыми элементами» правительственной библиотеки и политической неблагонадежности комсостава Кремлевского караула.

Однако ни ягодинские следователи, ни Ежов в этот период не приоткрыли покрывала, скрывшего замыслы «дворцового переворота», созревавшего в стенах Кремля. Правда, в результате распутывания «Клубка» Енукидзе, являвшийся одной из главных фигур, связывающих участников заговора, лишился властных полномочий. 4 марта газеты опубликовали постановление ЦИК СССР:

«В связи с ходатайством ЦИК ЗСФСР о выдвижении тов. Авеля Сафроновича Енукидзе на пост председателя Центрального исполнительного комитета ЗСФСР, удовлетворить просьбу тов. Енукидзе... об освобождении его от обязанностей секретаря Центрального исполнительного комитета Союза СССР».

Перед отставкой Енукидзе послал для переговоров с Ягодой участника заговора, заместителя министра иностранных Льва Карахана. Позже на допросе 26 мая 1937 года Ягода так пояснял ситуацию: «Когда по прямому предложению Сталина я вынужден был заняться делом «Клубок», я долго его тянул, переключил следствие от действительных виновников, организаторов заговора в Кремле, – Енукидзе и др., на «мелких сошек» – уборщиц и служащих, и тем самым спас свое положение.

Вопрос: Кстати, о деле «Клубок» и о Енукидзе. На допросе 4 мая вы показали, что во время следствия по этому делу к вам явился Карахан с предложением «выручить» Енукидзе и не проваливать в этом деле. Как теперь устанавливается, вы были лично связаны с Енукидзе и вовсе непонятно, зачем вам нужен был посредник, Карахан, в ваших делах с Енукидзе? Вы, значит, где-то напутали, неправду сказали?

Ягода: Нет, я говорил правду и в одном, и в другом случае. Верно, что я был лично связан с Енукидзе как с членом общего заговора, и верно также, что Карахан приходил ко мне, когда началось дело «Клубок», по поручению Енукидзе.

...Я уже говорил, что инициатива дела «Клубок» принадлежала Сталину. По его прямому предложению я вынужден был пойти на частичную ликвидацию дела. С самого начала мне было понятно, что тут где-то порвалась нить заговора Енукидзе, в Кремле, что, если основательно потянуть за оборванный конец, вытянешь Енукидзе, а за ним всех нас – участников заговора.

Так или иначе, но Енукидзе я считал в связи с этим проваленным, если не совсем, то частично. Поэтому было бы неосторожно с моей стороны продолжать свои встречи с Енукидзе именно в этот период, когда шло следствие по делу «Клубок». Поэтому я прекратил бывать у Енукидзе, как и он (по тем же соображениям) перестал звонить и приглашать меня. Но Енукидзе, должно быть, не очень в меня верил и опасался, что я могу его окончательно провалить. Поэтому он прислал Карахана для разговора со мной. А до этого по его поручению говорил Петерсон.

Вопрос: О чем вы беседовали с Петерсоном?

Ягода: С Петерсоном я до этого несколько раз встречался у Енукидзе. Он знал о том, что моя связь с Енукидзе носит заговорщицкий характер. На сей раз, это было весной 1935 года, Петерсон сам начал разговор. Он заявил, что Енукидзе и он сам очень обеспокоены материалами о заговоре, которые попали в НКВД. Он говорил мне, что некоторые факты об их заговорщицкой деятельности, которые прорывались в стенах Кремля, он задержал у себя и никому их, конечно, не показывал.

Я ознакомил его с данными НКВД, сказал ему, что особых причин к беспокойству нет, что я стараюсь выгородить его и Енукидзе. Наряду с этим я попросил, чтобы он прислал мне все имеющиеся у него материалы. Петерсон прислал. Это были отдельные рапорта и сводки о контрреволюционных высказываниях сотрудников Кремля и т. п. О материалах этих я докладывал в ЦК, заявив, что они были мною изъяты при нелегальном обыске в столе у Петерсона.

Вопрос: Зачем вы это сделали? Вы же обещали Петерсону выгородить его из дела?