Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

И все-таки у того времени были свои мерки и критерии, своя правда и философия. Политические блуждания являлись ядом, отравлявшим сознание не только непримиримых оппозиционеров. Шатаниям были подвержены многие, злословившие на кухнях и просто не понимавшие, что нельзя перебегать рельсы на пути устремившегося в будущее локомотива государства.

Но атмосферу 1937 года нельзя рассматривать в отрыве от событий в мире, а она оставалась тревожной. Еще в октябре предыдущего года Берлинским соглашением был оформлен военно-политический союз Германии и Италии, в ноябре был заключен «Антикоминтерновский пакт» между Германией и Японией. Осенью 1937 года к нему присоединилась Испания. Новая политическая обстановка возникла не только в Европе, в декабре японцы захватили китайскую столицу Нанкин.

Пристально вглядываясь в происходившее, Сталин как никто другой из действующих мировых политиков понимал реальную угрозу войны. В такой обстановке он не мог допустить, чтобы в армии, в руководстве партии и министерствах находились люди, противостоящие его политике и уж тем более – вынашивающие «планы поражения».

Начиная «большую чистку», Сталин руководствовался не маниакальной подозрительностью. Он проявил трезвый расчет реального, умудренного опытом жизни человека и осмысленно пошел на жесткие меры в отношении узкого круга людей, представлявших заговорщиков и политических авантюристов. Он согласился и на чрезвычайные меры в отношении рецидивистов, однако в его намерения не входило огульное репрессирование других категорий населения. В этом не было никакого смысла.

И уже на октябрьском пленуме 1937 года его внимание привлекло выступление секретаря Курского обкома партии Г.С. Пескарева, говорившего о мерзавцах, перенесших центр карательной политики «на ни в чем не повинных людей, главным образом на колхозников и сельский актив». В этот же период ему стали поступать сигналы, что в ряде парторганизаций «без всякой проверки и, следовательно, необоснованно исключают коммунистов из партии, лишают их работы, нередко даже объявляют, без всяких к тому оснований, врагами народа, чинят беззаконие и произвол над членами партии».

Исключения из партии приобретали массовый характер, и в Москву посыпались письма с жалобами. Становилось очевидно, что произвол, возведенный руководителями партийных организаций в ранг обычной практики, превращал партию в жертву радикалов из аппарата, правящего в регионах и республиках страны.

Сталин сразу отреагировал на эту информацию. Осенью по его распоряжению ЦК и партколлегия Комитета партийного контроля провели проверку положения на местах. Результаты показали, что «обкомы, крайкомы, ЦК нацкомпартий сами поощряют практику массовых и огульных исключений из партии», отказываясь от рассмотрения апелляций исключенных, «предоставив решение этого вопроса самотеку, а часто и произволу».

В одном из оказавшихся в это время на его столе документов отмечалось, что только на одном заседании ЦК КП(б) Азербайджана «5 ноября механически подтвердил исключение из рядов партии 279 человек; Сталинградский обком партии 26 ноября утвердил исключение 69 человек; Новосибирский обком 28 ноября механически подтвердил решения райкомов ВКП(б) об исключении из партии 72 человек».

Такая бюрократическая практика, бытовавшая на местах, противоречила его планам. Более того, она шла вразрез с неизменной линией в политике Сталина. Он всегда был сторонником преодоления розни. Его платформа базировалась на отказе от политики крайностей. Современникам были широко известны его слова: «Для рядовых членов партии пребывание в партии или исключение из партии – это вопрос жизни и смерти».

Он неоднократно говорил об этом публично. Завершая выступление на февральско-мартовском пленуме 1937 года, Сталин обратил внимание именно на порочную практику исключений из партии. «Дело в том, – говорил он, – что наши товарищи не признают середины между крайностями. Стоит рабочему, члену партии слегка провиниться, опоздать два раза на партийное собрание, не заплатить почему-либо членских взносов, чтобы его мигом выкинули из партии... Бюрократизм в этих вопросах прямо невиданный... Пора... покончить с этим безобразием».

Однако партийные секретари не вняли этому предупреждению. Они его не только не услышали, но и не хотели услышать. Партократы ничего не поняли и начавшуюся чистку антисоциальных элементов распространили на коммунистов. Она приняла извращенную форму: беспредел, совершавшийся в регионах страны, приобрел массовый характер.

Такую негативную политику, противоречившую линии Сталина, особенную яро проводили первые секретари: Куйбышевского обкома Павел Постышев, Западно-Сибирского крайкома латыш Роберт Эйхе, Московского обкома и горкома партии Никита Хрущев, Генеральный секретарь ЦУ КП(б) Украины поляк Станислав Косиор. Это были непосредственные организаторы репрессий, чьи подписи стояли под смертными приговорами десятков тысяч людей.