Сталинский неонэп (1934—1936 годы)

Жид иронизировал по поводу того, как его советские оппоненты отвечали на критические суждения о росте социального расслоения в «стране победившего социализма». Так, один «образцовый марксист» упрекал писателя в защите «уравниловки», которая «не имеет никакого отношения к марксизму». «Вы можете быть таким же богатым, как Алексей Толстой или как певец Большого театра, лишь бы ваше состояние было заработано личным трудом,— поучал этот «марксист».— В вашем презрении, в вашей ненависти к деньгам, к собственности я вижу пережиток вашего изначального христианства» [523]. В ответ на эту типично сталинистскую софистику Жид замечал, что Маркс «счёл бы невозможной выплату непомерно большой зарплаты одним за счёт добавочного труда других, представляющих большинство» [524].

Особое беспокойство Жида вызывало принятие новых законов, восстанавливавших право наследства и право на имущество по завещанию. Если в первое десятилетие Советской власти высокие заработки не вели к образованию наследственного капитала в силу существенных ограничений в условиях наследования, то в середине 30-х годов эти ограничения были отменены. Ликвидация прогрессивного налога на наследство позволяла элитным слоям закреплять свои имущественные преимущества, воспроизводя их в младших поколениях семьи. Эта мера оживила тягу к наживе и личной собственности, которая «заглушает чувство коллективизма с его товариществом и взаимопомощью. Не у всех, конечно. Но у многих. И мы видим, как снова общество начинает расслаиваться, снова образуются социальные группы, если уже не целые классы, образуется новая разновидность аристократии… всегда правильно думающих конформистов. В следующем поколении эта аристократия станет денежной» [525].

Прогнозы Жида оказались подтверждены дальнейшим развитием социальных отношений в СССР. В начале 60-х годов, когда была принята новая программа КПСС, обещавшая скорое формирование коммунистических общественных отношений, Е. Варга отмечал: эти обещания никак не согласуются с реальными тенденциями социального развития СССР. Он подчёркивал, что «за редкими исключениями каждый человек в Советском Союзе стремится к тому, чтобы увеличить свои доходы. Как и при капитализме, это составляет главное содержание жизни людей. Если бы речь шла только о тех широких слоях населения, месячная зарплата которых составляет 30—80 руб. и для которых такое стремление понятно и простительно; но когда то же самое делают люди с достаточными доходами — это не совместимо с социализмом!»

Варга писал, что общество, построенное исключительно на принципе «вознаграждения по труду», т. е. на материальной корысти, неизбежно движется к социальной поляризации и глубокому моральному разложению. Поскольку никто и никогда не указал чётких критериев «вознаграждения по труду», в сознании большинства людей пропаганда этого принципа воспринимается как проповедь обогащения любыми средствами. В итоге люди стремятся повысить свои доходы не только посредством больших трудовых усилий, но и с помощью спекуляции, хищений, казнокрадства и других средств, вплоть до присвоения чужих рукописей. «Описание всех изощрённых методов мошенничества, с помощью которых имущество и доходы государства (и других социалистических организаций) попадают в руки частных лиц, потребовало бы многих томов».

В этой связи Варга выдвигал вопросы, никогда не обсуждавшиеся в официальной советской социально-экономической литературе: совместим ли на длительный срок принцип личной собственности с социализмом? Может ли произойти переход к коммунизму, к «распределению по потребностям» от нынешнего советского общества с его принципами распределения доходов? При ответе на эти вопросы ссылка на изобилие благ, которое будет достигнуто при коммунизме, явно недостаточна, хотя бы потому, что она игнорирует проблему «обслуги». «Откажутся ли верхи от такой жизни, при которой их обслуживает целая орава в сто человек, станут ли они обслуживать себя сами? Ведь ясно, что при коммунизме никто не может быть слугой другого».

Свои сомнения по поводу возможности движения советского общества к коммунизму Варга суммировал в следующих словах: «Мыслим ли вообще переход к коммунизму от нынешнего, морально разложившегося общества, с тысячекратными различиями в доходах и бесчисленными привилегиями?

Или нынешнее состояние вечно? Я умру в печали» [526].

XXXV Социальная поляризация и нищета низов

Рост привилегий в 30-е годы закономерно дополнялся сохраняющейся бедностью обездоленных низов.