Однако участь самого Ягоды была уже решена. 25 сентября Сталин вместе со Ждановым направили Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро телеграмму из Сочи: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Таким образом, Ягода оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года». Ягода должен был быть назначен на пост наркома связи. Ежов должен был сохранить за собой функции секретаря ЦК и председателя КПК при условии, что «он будет девять десятых своего времени отдавать работе в НКВД». Здесь же говорилось, что «Ежов согласен с нашими предложениями»{252}. Тезис о четырехлетнем отставании понятен, если учесть, что о троцкистско-зиновьевском «блоке», организованном будто бы в 1932 году, в НКВД стало известно не раньше июня — июля 1936 года, об этом же писал и Дукельский{253}. На следующий день, 26 сентября, Ежов был назначен наркомом внутренних дел{254}, а его заместитель Шкирятов стал фактическим главой КПК{255}.
Безусловно, смещение Ягоды не было результатом действий Дукельского, они стали лишь дополнительным аргументом в пользу этого решения. Ягода не ожидал столь быстрого развития событий, и для него это решение стало полной неожиданностью. Он немедленно отбыл в Сочи, полагая, что имеет место недоразумение, которое можно исправить. Но его теперь уже бывший подчиненный К.В. Паукер, возглавлявший охрану, не пустил его на территорию дачи Сталина[28].
А Ежова Сталин принял{256}.[29] Не случайно в своей телеграмме Сталин писал, что Ежов согласен со своим новым назначением. Вероятнее всего, он уже прибыл в Сочи и лично информировал Сталина о последних событиях и делах в НКВД. Двумя днями раньше, 23 сентября, Политбюро приняло решение (П3166, без протокола, опросом) «разрешить т. Ежову выехать в Сочи»{257}. Вернувшись в Москву, Ежов вступил в должность наркома внутренних дел, выпустив 1 октября приказ № 411, извещавший об этом{258}. В основном здании на Лубянке он занял кабинет № 410 на 4 этаже{259}. Руководство с одобрением отнеслось к его назначению. 30 сентября член Политбюро Каганович написал своему коллеге Серго Орджоникидзе: «Это замечательное мудрое решение нашего родителя назрело и встретило прекрасное отношение в партии и в стране. Ягода безусловно оказался слабым для такой роли, быть организатором строительства это одно, а быть политически зрелым и вскрывать своевременно врагов это другое… У Ежова наверняка дела пойдут хорошо. По моим сведениям и в среде чекистов, за небольшим исключением, встретили смену руководства хорошо».
Две недели спустя Каганович подтвердил, что у «Ежова дела выходят хорошо! Он крепко, по-сталински, взялся за дело»{260}.
Назначение Ежова не было внезапным решением; оно вынашивалось в течение долгого времени. Как сказал Е.Г. Евдокимов (на допросе в 1939 году), уже во время июньского (1936) пленума Ежов проявлял интерес к работе в НКВД, «даже в качестве заместителя Ягоды». Некоторое время спустя, когда Евдокимов настойчиво убеждал его принять руководство НКВД, Ежов дал понять, что «вопрос о его назначении на пост Народного комиссара внутренних дел решается»{261}. Возможно, что Сталин сначала хотел сделать Ежова заместителем Ягоды, чтобы тот выжил последнего с его поста — он так и поступил позже, когда заменил Ежова на Берию. Но, по мере развития ситуации, он принял решение о немедленном назначении Ежова.