«Сталинский питомец» — Николай Ежов

Он признался, что был завербован в качестве шпиона германской разведки в 1930 году, когда по приказу наркомата земледелия ездил в Кенигсберг для закупки сельскохозяйственной техники; что вел шпионскую деятельность в пользу разведслужб Польши, Японии и Англии, руководил заговором в системе НКВД и замышлял теракты против Сталина и других руководителей{741}. Но и этого мало, 24 апреля Ежов написал признание о «своем давнем пороке — педерастии», что должно было ясно свидетельствовать о его «морально-бытовом разложении»[86]. Однако для сотрудников следственного отдела эти факты имели лишь второстепенное значение. Когда через пару дней партнер Ежова И.Н. Дементьев собрался давать показания об их гомосексуальных взаимоотношениях, следователь заявил: «Это нас мало интересует. Вы скрываете основную свою вражескую работу, к которой вас привлек Ежов»{742}. В подшивке дела нелепые признания чередуются с интересными фактами массовых репрессий и подробностями механизма их проведения, хотя здесь Ежов тоже говорит о своем сознательном искажении партийных директив и вредительстве при проведении политики массового террора. Он понимал, что таковы были правила. Теперь он был врагом и должен был взять все на себя и признаться во всем{743}.

В своем падении он многих потянул за собой. Вслед за племянниками Ежова Анатолием и Виктором Бабулиными, в Москве спустя пару недель, 28 апреля, был арестован его брат Иван, который к тому времени лишился работы; его обвинили в подготовке убийства Сталина и контрреволюционных и антисемитских высказываниях{744}. Кроме того, сам Ежов признался, что завербовал брата Ивана для работы на польскую разведку еще в 1935 году{745}.[87] За несколько дней до ареста Ежова, 6 апреля, был арестован его бывший первый заместитель, Михаил Фриновский; вскоре за этим последовал арест жены Фриновского Нины и семнадцатилетнего сына Олега[88]. Фриновский тоже попал в Сухановскую тюрьму. Спустя пять дней после своего ареста он написал заявление на имя Берии, в котором на сорока трех страницах признавался в содеянных преступлениях: «Только после ареста, после предъявления обвинения и беседы лично с Вами я стал на путь раскаяния и обещаю рассказать следствию всю правду до конца…»{746}. Через два дня, 13 апреля, Берия направил его заявление Сталину, который сделал в нем несколько пометок{747}. Похоже, допросы Ежова проводились одновременно с допросами Фриновского, а также еще одного его ближайшего соратника, Ефима Евдокимова, который был арестован в ноябре 1938 года (вместе с женой Мариной и сыном Юрием), но отрицал свою вину в течение пяти месяцев{748}. Все же его сопротивление было сломлено и 14 апреля Евдокимов изменил свою позицию, пообещав дать правдивые показания о своей контрреволюционной деятельности, но упорно отказывался признать собственную вину, пока на очной ставке 6 июня Ежов и Фриновский не объявили его соучастником своего заговора. Вот только после этого Евдокимов пообещал дать подробные показания{749}.

Из приближенных Ежова были также арестованы Сергей Шварц, помощник Ежова в ЦК, — 20 ноября 1938 года; личный секретарь Серафима Рыжова — 17 декабря; телохранитель Василий Ефимов — 13 января 1939 года. Его сексуальные партнеры Иван Дементьев и Владимир Константинов были арестованы не позднее апреля 1939 года, их предшественник Яков Боярский — 5 июля 1939 года, а брат Евгении — Илья Фейгенберг — 18 июня 1939 года. Первый муж Евгении, Гладун, к этому времени уже был казнен; ее второй муж Хаютин также был репрессирован{750}. Общение с Евгенией также могло навлечь нежелательные последствия. Говоря на допросах о подозрительных лицах, с которыми поддерживала отношения его жена, Ежов упомянул Исаака Бабеля, Михаила Кольцова, наркома иностранных дел (до мая 1939 года) Максима Литвинова, писателя Ивана Катаева (который был расстрелян еще 19 августа 1937 года), актера Топчанова и полярного исследователя Отто Шмидта, причем Бабеля и Шмидта он назвал ее любовниками{751}. Виктор Бабулин дополнил список лиц, с которыми Евгения была в интимных отношениях, назвав Александра Косарева и студента промакадемии Николая Барышникова{752}. Бывший комсомольский вожак Косарев (он был главным редактором журнала «СССР на стройке», в котором работала Евгения) был арестован еще 28 ноября 1938 года и 23 февраля 1939 года — расстрелян. Однако его арестовали как участника так называемого комсомольского заговора, и нет свидетельств, что его дело было как-то связано с делом Ежова{753}.