«Сталинский питомец» — Николай Ежов

В июле 1938 года, почти через два года после его ареста, был расстрелян прежний муж Евгении А.Ф. Гладун^{686}. В том же месяце был арестован один из предположительных любовников Евгении Семен Урицкий. Ранее он был редактором «Крестьянской газеты», в которой когда-то работала и Евгения, потом стал директором всесоюзной Книжной палаты. Без сомнения, его арест организовал сам Ежов. Поразительно, что, в отличие от Гладуна, Ежову не удалось подвести его под расстрел до прихода Берии в НКВД, и Урицкий, таким образом, смог дать интересные показания против Ежовых. Он свидетельствовал, что Евгения состояла в близких отношениях с Исааком Бабелем, о чем Ежов узнал, найдя любовные письма Бабеля в вещах своей жены. Ежов распорядился о сборе компромата на Бабеля, и через несколько дней на стол наркома легла пухлая папка^{687}.

С осени 1938 года началась череда арестов людей из окружения Евгении. Впоследствии племянник и сосед Ежова по квартире Анатолий Бабулин показал, что в конце октября 1938 года Фриновский привез на дачу Ежову документ, который очень встревожил последнего. На следующий день Ежов позвонил жене в Крым и попросил ее немедленно вернуться в Москву. С этого момента он совсем пал духом, пил больше прежнего и стал очень нервозным. Он боялся, что впал в немилость, в особенности после арестов Дагина и Шапиро (5 и13 ноября)^{688}. По словам сестры Ежова Евдокии, осенью 1938 года Евгения получила анонимку, обвиняющую ее в шпионаже и передаче секретных сведений за границу^{689}.

После возвращения Евгении и Гликиной из Крыма Ежов поселил их на даче. Он дважды приезжал к ним, почти не разговаривал с Евгенией и о чем-то шептался с Гликиной^{690}. Немного погодя, 29 октября, Евгению с диагнозом «астено-депрессивное состояние» (циклотимия) поместили в санаторий имени Воровского, небольшую лечебницу на окраине Москвы для людей, страдающих нервными расстройствами, где к ней были приставлены лучшие московские врачи^{691}. 15 ноября арестовали Гликину, вместе с еще одной близкой подругой Евгении, Зинаидой Кориман, которая работала техническим редактором в журнале «СССР на стройке». Это, видимо, были происки Берии. Логично было предположить, что настала очередь Евгении.

После ареста «двух Зин» Евгения в отчаянии снова пишет Сталину. Неизвестна точная дата, когда было послано письмо, согласно регистрационному штампу в ЦК оно было получено 17 ноября. Ежова писала:

«Умоляю Вас, товарищ Сталин, прочесть это письмо. Я все время не решалась Вам написать, но более нет сил. Меня лечат профессора, но какой толк из этого, если меня сжигает мысль о Вашем недоверии ко мне. Клянусь Вам моей старухой матерью, которую я люблю, Наташей, всем самым дорогим мне и близким, что я до последних двух лет ни с одним врагом народа, которых я встречала, никогда ни одного слова о политике не произносила, а в последние 2 года, как все честные советские люди ругала всю эту мерзостную банду, а они поддакивали»[77].

Евгения Ежова заверяла Сталина в своей преданности и просила отрядить хоть кого-нибудь из ЦК поговорить с ней. Она все еще надеялась доказать свою непричастность к «врагам»: