Сталинским курсом

В тот трагический июнь 1941 года, когда Германия напала на Советский Союз, нашему правительству не ясно было, сохранит ли Япония нейтралитет или набросится на нас с востока. Можно было опасаться, что Япония воспользуется выгодной для себя ситуацией и нарушит нейтралитет. Под угрозой в первую очередь находилась Колыма — богатейший золотоносный район. На золотых приисках работало больше миллиона заключенных. Опасаясь, как бы японцы не захватили этот край и попутно не освободили огромную армию подневольных рабов, НКВД приступил к срочной их эвакуации, прежде всего — к эвакуации инвалидов. Буквально за сорок восемь часов из Магаданского инвалидного лагеря было вывезено в центральные районы Сибири около двадцати тысяч калек с ампутированными в результате отморожения конечностями, слепых, потерявших зрение от нестерпимо яркого света на открытых приисках (преступники из Дальстроя не позаботились об обеспечении заключенных защитными очками), дистрофиков (их морили голодом за невыполнение норм выработки). Можно себе представить, какое яркое доказательство античеловеческой сути сталинского режима предстало бы миру, захвати Япония эти места. Так вот таких костыльников, дистрофиков и прочих калек в 1941 году прибыло в Баим около 1500 человек.

По национальному составу население Баима было пестрым. Тут были представители чуть ли не всех народов, населяющих Советский Союз. По официальным данным число национальностей доходило до сорока, но преобладали в основном русские и украинцы. Много было москвичей, ленинградцев, отбывавших наказание еще с 1936–1937 годов.

Социальный состав как в зеркале отражал структуру советского общества — подавляющая масса заключенных состояла из рабочих и колхозников, представители интеллигенции и умственного труда составляли небольшую прослойку. Большинство отбывало наказание по 58-й статье, но и уголовников было, наверно, не меньше 30–40 процентов от общего числа заключенных.

Характер инвалидности подавляющего большинства лагерников в Баиме менялся год от года. В начале войны больше всего здесь было дистрофиков — тогда остро ощущался недостаток продовольствия. Но уже во второй половине войны и особенно к концу ее американская помощь нашей стране в снабжении продуктами питания настолько возросла, что даже в лагерях появился яичный порошок (невиданная до того времени роскошь). В результате улучшения питания дистрофия пошла на убыль, и параллельно резко сократилась смертность. Но зато на смену дистрофии пришел другой не менее страшный бич — туберкулез. Жертвами его становились вновь прибывающие партии молодежи. По мере освобождения западных областей и республик тюрьмы все больше и больше наполнялись привезенными из Западной Украины, Белоруссии, Латвии, Эстонии, Литвы. В основном это были молодые парни и девушки. Они массами заболевали туберкулезом в тюрьмах, откуда многих из них направляли в баимский лагерь.

Немало туберкулезников прибывало из сельскохозяйственных лагерей Сиблага. Работа на полях в холод, стужу, морозы в худой легкой одежонке была одной из причин массовых простудных заболеваний, воспаления легких, переходившего в туберкулез.

В конце концов в Баиме накопилось так много туберкулезников, что управление Сиблага вынуждено было в 1947–1948 году преобразовать баимское отделение в специальный туберкулезный лагерь. Впоследствии здесь также были организованы венерическое и психиатрическое отделения.

Глава XLII Моя производственная деятельность

Но вернемся к истории событий и к переживаниям, которые я и Оксана испытали за долгий срок нашего заключения в Баиме.

Сразу по прибытии сюда я поступил на работу в прядильный цех. Для начинающих прядильщиков на стажировку отводился месяц, в течение которого они должны были не только научиться прясть, но и добиться выполнения полной нормы выработки. Во время стажировки ученик получал девятьсот граммов хлеба.

И вот я за «станком». Инструктор прохаживается между рядами прялок и десятки раз присаживается, чтобы посвятить новичков в тайны прядильного искусства. В первый раз у меня ничего не клеилось. Я понимал, как нужно делать, но мне трудно было приловчиться: то колесо неравномерно вертится, то нитка (пряжа) не получается — то делается слишком тонкой и обрывается, то утолщается и становится похожей на четки. Словом, вместо пряжи — сплошной брак. Но меня это не огорчало, впереди месяц. Неужели не научусь?