Сталинским курсом

— Так вот, товарищи, — понизив голос, снова заговорил Еремеев, когда надзиратель исчез из поля зрения. — Очень важно знать, как держать себя на допросах. Сначала следователь зачитает вам пункты обвинения и начнет по-хорошему уговаривать вас сознаться в содеянных вами преступлениях. Как всякий честный человек, не знающий за собой вины, вы, конечно, будете крайне возмущены, с пеной у рта будете доказывать свою непричастность к приписываемым вам преступлениям. Вас спокойно выслушают и отпустят в камеру с напутствием хорошенько подумать, вспомнить обстоятельства, при каких вы «преступили» закон. Через несколько дней вас снова вызовут, дадут лист бумаги и предложат в письменной форме изложить подробности вашей контрреволюционной деятельности. Вы с еще большим упорством будете отрицать свою вину. Следователь начнет соблазнять вас всяческими обещаниями, например, смягчением меры наказания, если вы только чистосердечно «раскаетесь». Вы продолжаете отпираться. Терпение следователя постепенно приходит к концу. Вкрадчивое и вежливое обращение с вами сменяется угрозами и грубыми оскорблениями. Злоба и бешенство мало-помалу его захлестывают. Он обрушивает на вас потоки самой отборной нецензурной брани, тычет кулаком под нос, угрожая вышибить зубы, а иногда и хорошенько стукнет по голове. Ведь своим упрямством вы его только задерживаете, в то время, как он должен в этот же день добиться «признания» еще одного-двух человек. Вы, конечно, думаете, что, упорно отрицая свою мнимую вину, добьетесь справедливости, что вас отпустят на свободу и, быть может, даже еще принесут извинения за происшедшую ошибку. Увы! Не будьте так наивны. Раз вы попали в тюрьму, безразлично — за дело или по недоразумению, вас обязательно направят в лагерь, и будете там сидеть, пока не отбудете положенного вам срока. Правда, кое-кому и удается освободиться раньше положенного срока, если он сможет в двойном-тройном размере перевыполнять нормы выработки (система зачетов), но вам, работникам умственного труда, не привыкшим к физической работе, это будет не под силу. Бывает, правда, амнистия, но очень сомнительно, чтобы вы попали под ее действие. Обычно она распространяется на уголовников — воров, убийц, а «враги народа» за весьма редким исключением лишены этого акта милосердия.

Но вернемся к следствию. Как показывает практика, упорное отрицание вины ни к чему не приводит. Лучше подумать над тем, как приспособиться к тюремному и лагерному режиму, чтобы к окончанию срока сохранить и жизнь, и здоровье. На что вы, одиночки, можете рассчитывать перед лицом самой могущественной силы в мире, какую представляет собой НКВД? Мой вам искренний совет, вытекающий из моего горького опыта: не сопротивляйтесь, а подписывайте состряпанное следователем или его тайными агентами обвинение.

«Учитель» смолк. Чем больше мы ему внимали, тем больше возмущались. Цинизм, которого, казалось, не замечал в своих поучениях Еремеев, претил всем нашим понятиям о совести, чести, морали и вызывал протест.

— Как это можно, — прервал тишину молодой парень, — каяться в подлостях, которые ты никогда не делал, клеветать на самого себя в угоду каким-то негодяям, добровольно заклеймить себя преступником и не бороться за свое честное имя? Никогда на это не пойдет человек, сколько-нибудь себя уважающий. И вообще, мне кажется, товарищ Еремеев, вы слишком сгустили краски. Не клевещете ли вы на представителей советского правосудия? Никогда не поверю вашим рассказам. Как комсомолец, воспитанный в духе беззаветной преданности делу коммунистического строительства, я убежден, что наши чекисты стоят на страже революционной законности и не засудят невиновного человека.

Словно приятный освежающий ветерок пронесся по камере. Горячая вера молодого человека в торжество справедливости зажгла луч надежды у павших духом людей. Один только Еремеев укоризненно качал головой.

— Вы наивные люди. Скоро вы сами убедитесь в моей правоте. Я коммунист, и пока не попал за кулисы НКВД и не испытал на своей шкуре это правосудие, был таким же наивным дураком, как и многие из вас.

Послушайте, что было со мной десять лет тому назад. Чтобы вам была понятнее история, о которой я хочу вам рассказать, позвольте вернуться к годам моего детства.