Сталинским курсом

Белая сибирская ночь была уже на исходе. На востоке появились первые проблески наступающего дня. Колонна завершила путь и остановилась перед воротами большой усадьбы, окруженной со всех сторон высокой оградой. Сквозь решетку ворот был виден большой круглый бассейн с недействующим фонтаном, а за ним длинное четырехэтажное здание с великолепно оформленным фасадом — с лепными украшениями, дорическими колоннами, изящными капителями. Перед входом в здание стояла арка, а по бокам ее возвышались монументальные скульптуры колхозника и колхозницы со снопами тяжелых колосьев пшеницы. Какая же это тюрьма? Кто не знает унылого и мрачного вида тюрем с их казенным, наводящим тоску фасадом, с их толстыми стенами, маленькими окошками, напоминающими амбразуры крепости, и массивными железными воротами на месте парадного входа? Скоро тайна «дворца» разъяснилась. Изящная решетка распахнулась, и мы вступили на территорию усадьбы. Затем нас повели в обход красивого здания и привели в большой двор, образованный двумя большими четырехэтажными кирпичными зданиями, примыкающими под прямым углом к главному корпусу. Тут под открытым небом простояли мы еще два часа, пока нам не сделали перекличку и не развели всех по камерам. И вот тут-то мы увидели, что дворец, который так пленил нас своим фасадом, предназначался для агрономического института. Строительство его было закончено за несколько месяцев до нашего прибытия. Но вследствие огромного наплыва в Новосибирск заключенных, которых некуда было девать, институт был срочно превращен в тюрьму. О, гримасы сталинской действительности! Кто бы мог подумать, что в Сибири, так остро нуждающейся в сельскохозяйственных кадрах, вузы превращаются в тюрьмы, аудитории и лаборатории перестраиваются в камеры, а светлые широкие коридоры — в темные закоулки с рядом унылых, обезображенных «глазками», запорами и тяжелыми замками дверей. Даже в мрачные времена николаевской эпохи не доходили до такого глумления над наукой. В сталинское же безвременье тюрьмы были в большем почете, чем учебные заведения.

Часть вторая Девять месяцев в тюрьме

Глава XXI Вторая встреча с Оксаной

Итак, начался второй этап заключения — в новосибирской тюрьме.

На следующее после прибытия утро всех мужчин согнали во двор. Был ясный солнечный день, один из тех июльских дней в Сибири, когда после бурного роста все в природе цветет и благоухает. Сочная трава, словно большой зеленый ковер, расшитый ярко-желтыми цветами одуванчика, покрыла весь двор. Легкий ветерок приятно щекотал кожу. В ожидании, пока начнется «инвентаризация» заключенных, мы расположились на траве, раздевшись до пояса. Давно мы не испытывали такого блаженства, вдыхая полной грудью утренний бодрящий воздух и подставляя тело ласковому утреннему солнцу.

Для оформления прибывшей партии заключенных прямо на траве были расставлены столики. За них с формулярами, бланками и анкетами уселись писари. По очереди вызывали каждого зека, снова проверяли автобиографические данные, заносили их в дело, подвергали тщательному осмотру вещи, прощупывали жалкую одежонку, составляли опись имущества и т. д.

Мужчин переписывали на открытом воздухе, а женщин заводили в так называемые боксы — в деревянные сарайчики высотой больше трех метров, не имеющие крыши. Там женщин переписывали, обыскивали и оформляли.

Через двор тюрьмы к боксам пролегала неширокая утоптанная дорожка. Я сидел на траве недалеко от нее в ожидании вызова. Вдруг мое внимание привлекла группа женщин, только что вышедшая из тюрьмы и направлявшаяся к боксу. Шли они парами в сопровождении конвоира. Когда они поравнялись со мной, я сразу же заметил в первой паре Оксану. В этот же момент увидела меня и Оксана. Наверно, вид у меня был страшный: грязный, почерневший, с ввалившимися щеками зеленовато-желтого цвета, с наголо остриженной головой… Видимо, это произвело на Оксану тяжелое впечатление.

Она посмотрела на меня с чувством невыразимой жалости и расплакалась. Но и Оксана выглядела крайне измученной и изможденной, и мое сердце так же сжалось от сострадания к ней. Этот немой, исполненный глубокого трагизма диалог продолжался несколько секунд, пока печальная Оксана не проследовала мимо меня, как тень, и не скрылась в боксе.

— Чего уставился, б…! Не видел, что ли, женщин? — рявкнул конвоир, заметивший, как я смотрел вслед Оксане.

Глава XXII В камере

Камера, в которую нас впихнули, представляла собой небольшое помещение длиной около шести метров и шириной не больше трех. Прямо против дверей у противоположной стены стоял столик. Высоко, под самым потолком, было окно, заделанное железной решеткой и затененное снаружи деревянным козырьком. Возле дверей красовалась солидная параша. Ни кроватей, ни нар, ни умывальника — только голый дощатый пол и голые стены, окрашенные до половины снизу серовато-черной краской.