Сталкер

Я поворачиваю голову и пялюсь на то, как бабочка трепыхается в банке, что стоит на моем, сделанном вручную письменном столе. Когда я смотрю на нее, это напоминает мне о ней. У бабочки такое же розовато-красное свечение, как и у Ванессы — словно у феи, только лучше. Почти как у принцессы. Принцессы жуков.

Улыбаясь, я поворачиваю банку, хватаю перманентный маркер и пишу сбоку «Принцесса».

Намного лучше, чем Майлз Второй.

Затем я поворачиваюсь и смотрю в бинокль на ее дом, как делаю каждый день, когда нахожусь в своем домике на дереве. У нее на голове несколько книг, а ее мать указывает в направлении, в котором она хочет, чтобы Ванесса прошла. Полагаю, она учится ходить, держа спину ровно. Но затем книги падают, и похоже на то, что ее мать в ярости. Губы женщины открываются, и она хмурится. Я могу услышать ее крик через улицу, а затем она отвешивает Ванессе пощечину.

Во мне закипает гнев, отчего пальцы на руках сжимаются. Но я знаю, что не могу ничего сделать с тем, как ее родители относятся к ней, поэтому пытаюсь успокоиться, медленно дыша.

Я никогда не понимал, почему они так жестоко с ней обращаются. Думаю, они хотят, чтобы она была идеальна. Кажется, она и так идеальна. Очень плохо, что они этого не видят.

Почему они хотят, чтобы она была такой? Потому что и сами что-то от этого получат? Потому что думают, что это сделает лучше ее жизнь или их?

Вот почему я не уживаюсь со своими приемными родителями. Я не позволяю им решать что-либо за меня, потому что они не могут контролировать меня, я им не принадлежу. Они, как пить дать, не мои настоящие родители, поэтому им лучше прекратить сейчас, если они думают, что смогут изменить меня. Этого не произойдет.

Но я переживаю за Ванессу. Я вижу, как с каждым днем требования ее родителей разрывают ее все сильнее. Веди себя прилично. Здоровайся со всеми. Получай только пятерки. Всегда превосходи других. Этого никогда не будет достаточно, и я вижу, как это надламывает ее.

Невыносимо это видеть.

От этого мне хочется пойти туда и успокоить ее, потому что она плачет, но я не могу. Ее родители не позволяют мне приближаться, когда сами находятся рядом. Они считают меня плохим влиянием.

Все, что я могу делать, это наблюдать за ней на расстоянии и надеяться, что все будет в порядке, пока мы с ней снова не увидимся.

Иногда мне хочется, чтобы она была бабочкой вместо того, кем является сейчас. Тогда бы я смог закрыть ее в банке и удержать в безопасности подальше от ее родителей, навсегда.

Очень плохо, что людей в клетках держать нельзя.

Все, чего они хотят — это вырваться.

Думаю, мне нужно придумать другой способ, чтобы все сработало.

ВАНЕССА

Настоящее

Тишина в комнате накрывает меня с головой. Удары моего сердца звучат в мозгу словно барабанная дробь. Пот капельками скатывается по лбу, пока мешок у меня на голове становится все более влажным из-за моего поверхностного дыхания. Даже дырки, проделанной для моего рта, недостаточно, чтобы делать глубокие вдохи. Чем дольше я здесь сижу, привязанная к стулу, тем больше начинаю проигрывать. Не знаю, как много времени прошло, как много минут осталось позади с тех пор, как он ушел, но их слишком много, чтобы сосчитать. Мой мозг теряет счет времени и способность ориентироваться, потому что я практически нахожусь в трансе от страха, что пульсирует в моих венах.

Затем снаружи раздаются тяжелые удары.

Тут же поворачиваю голову на звук, задаваясь вопросом, доносится ли он снизу или мне показалось. Когда шум становится громче, я внезапно ощущаю порыв бороться.

Дергаясь, я пытаюсь освободить руки от оков, натягивая ремень, которым связаны мои запястья. Чем сильнее я тяну, тем туже он затягивается, сковывая мышцы. Кожа ремня врезается в мою собственную, оставляя болезненный след, пока я шиплю с каждым своим движением. Без толку, я не могу выбраться, и кто-то приближается. Это, должно быть, он, вот поэтому я так отчаянно хочу выбраться.

Шаги становятся громче и громче, и затем дверь с грохотом открывается.

— Я вернулся! — произносит он счастливым голосом, словно пришло время кормить собак.

— Отвали, — кричу я, натягивая ремень как никогда сильно. Чертова вещица попросту не поддается.

— Ты все еще пытаешься вырваться? — он издает недовольное ворчание. — Я же сказал: не пытайся что-либо сделать.

Звук его шагов в сапогах словно грохот грузовика, пока он приближается. Я пытаюсь отодвинуться от него, отклоняясь назад на стуле, но ничего не останавливает его от того, чтобы прикоснуться к моему лицу.

— Бедняжка. Полностью связана и пытается высвободиться. Скучала по мне, пока меня не было?

— Убери от меня свои лапы, — произношу я, пытаясь укусить его, но, конечно же, промахиваюсь.

Он тянет мешок на себя, удушая меня в процессе.

— Продолжай вот так болтать, и я перережу тебе глотку.

— Давай, — говорю я, когда он отпускает из своей хватки. — Я бросаю тебе вызов.

Он разражается смехом, словно я воплощение жалости.

— О, Ванесса. Ты правда думаешь, что я хочу для тебя быстрой смерти? Твоя жизнь была настолько жалкой?