Путин: — Если б вы только знали, как я устал.
Ельцин: — Успокойся!
Путин: — Они же не верят мне! Никто! У них же… орган этот, которым верят, атрофировался!
Ельцин: — Успокойся!
Путин: — За ненадобностью!…
Ельцин: — Перестань, перестань. Ты ляг, понимаешь. Не надо… Ты ляг, ляг.
Путин стягивает одежду и валится на кровать. Ельцин помогает ему и садится рядом.
Путин: — Боже мой, что за люди…
Ельцин: — Успокойся… Они же не виноваты… Их пожалеть надо, а ты сердишься.
Путин: — Они ведь каждую минуту думают о том, чтобы не продешевить, чтобы продать себя подороже! Они ведь живут «только раз»! Разве такие могут во что-нибудь верить?
Ельцин гладит его по голове.
Путин: — Все меня обманывают! Кого же мне водить туда? А самое страшное: что не нужно это никому. И никому не нужна эта Комната. И все мои усилия ни к чему!
Ельцин обтирает ему лицо платком. Путин громко сморкается в платок.
— Не пойду я туда больше ни с кем.
Ельцин отходит от него, садится на стул, достает сигареты. И говорит, обращаясь к зрителю.
— Вы знаете, все были очень против. Вы ведь, наверное, уже поняли, он же блаженный. Над ним вся округа смеялась. А он растяпа был, жалкий такой… Но я никогда не жалел. Никогда. И горя было много, и страшно было, и стыдно было. Просто такая судьба, такая жизнь, такие мы. А если б не было в нашей жизни горя, то лучше б не стало, хуже было бы. Потому что тогда и… надежды тоже бы не было. Вот.
Татьяна, замотанная платком, держит в руках книжку. На столе стоят часы. Вдруг стрелки начинают быстро крутиться то в одну сторону, то в другую, то в противоположные стороны. Два бокала поднимаются над столом и чокаются краями. Слышен шум приземляющегося самолета Аэрофлота. Дребезжание стекол. Звучит музыка M. Farmer.