Сталкер из ГРУ

– Приказ командира – это святое на войне, которую мы ведем, – медленно проговаривая слова, чтобы поняли все, сказал он. – Сейчас мы строим укрепления, завтра пойдем в бой. Я хочу быть уверен в каждом из вас. Этот, – Муса качнул ногой труп Наиба, – сегодня отказался выполнить приказ. А завтра он пойдет к русским и расскажет им то, что видел здесь? Или захочет все сделать по-своему? Такие люди – наши враги. Кто из вас еще не понял, что такое приказ командира?

Наемники молчали, боясь отвести глаз от испытующего взгляда Мусы.

– Хорошо, – кивнул он, отдавая пистолет Хамзату. – Я вижу, вы поняли.

Повернувшись, он неторопливо ушел в контору, со спины имея вид директора сельской школы и безобидного человека. Но пока за ним не закрылась дверь, наемники вздохнуть боялись, не то что говорить.

Через десять минут все кучками разошлись по нарядам. Труп Наиба закатали в мешковину и утащили куда-то на окраину села. Никто и не спрашивал, как и где его похоронили. Короткая, но чрезвычайно сильная речь Мусы заставила всех задуматься и несколько иначе взглянуть на то, чем они тут занимались. Теперь все шли на стройку если не как на боевую операцию, то как на очень ответственное задание. И рыли тоннели теперь гораздо быстрее и охотнее, чем до того. Публичная казнь способствовала тому, что люди почувствовали большую ответственность за свои действия и прониклись острым чувством общности их интересов.

Но все-таки томление было. Особенно по вечерам, когда заканчивались основные работы и наемники разбредались по постоялым дворам, где убивали время кто чем. Кто покуривал травку, кто вел длинные беседы с земляками или тихонько тянул родные песни. Молодость брала свое, и целые ватаги парней шумно плескались в реке, смывая пот и набираясь сил. Тут же на берегу устраивали азартные борцовские поединки, снимая таким образом накал ожидания и выплескивая излишки энергии.

Рядом с мужчинами неизменно находились стайки мальчишек. Одни громко болели за понравившегося борца, другие тут же, подражая взрослым, затевали шумную возню. Все они отлично знали о том, что скоро их поселок начнет жить совсем другой жизнью. Но, воспитанные на войне и во враждебности к русским оккупантам, потерявшие отцов и братьев, они и под пытками не открыли бы этой тайны.

Джелал очень заинтересовался женщиной, которая приходила из соседнего дома готовить им еду. Она была еще совсем молода, не старше восемнадцати лет, и лицо ее, до бровей закрытое черным платком, было лицом юной девушки. Ни на кого из постояльцев не глядя, она молча делала свою работу и, если не было необходимости, не задерживалась ни на минуту среди молодых незнакомых мужчин. Джелал исподтишка заглядывался на нее, но никак не мог найти случая завязать разговор.

Как-то он услыхал, что пожилая женщина из того дома, где она жила, назвала ее Зиза. Тем же вечером, когда во дворе никого не было – кто спал в доме, кто ушел на реку, – Джелал решился обратиться к ней.

– Ты вкусно готовишь, Зиза, – сказал он, ласково улыбаясь.

Она мыла посуду в большом тазу и ответила не сразу. Джелал даже решил, что она не слышала его слов, и решил повторить фразу.

– Спасибо, – сказала Зиза, мельком посмотрев на него.

– Это тебе спасибо, – обрадованный ее ответом, сказал Джелал.

Разговор не вязался. Зиза сосредоточенно мыла посуду в согревшейся за день воде и больше ни разу не глянула в сторону Джелала.

– Давай погуляем на реку, – не совсем ловко предложил Джелал. – Потом, вечером, когда там никого не будет.

На этот раз Зиза просто-таки ожгла его взглядом. Джелал, который в мыслях не держал ничего дурного, даже испугался.

– Нет, ты плохого не думай, – поднимаясь с лавки, торопливо сказал он. – Я просто хотел поговорить с тобой. Понимаешь?

Зиза выплеснула воду из таза под забор и налила из ведра свежей. Джелал, снова присев на лавку, в волнении ждал ее ответа. Он был очень молод и в сердечных делах не имел большого опыта. Как жаль, если он обидел ее. Ему этого так не хотелось. Ведь когда он видел ее тонкий гибкий стан и нежный профиль, его сердце замирало от восторга. Но разве ей скажешь все это на чужом грубом языке, на котором они вынуждены были здесь разговаривать? Вот если бы она была его землячкой, о, сколько нежных слов он мог бы ей сказать. Не зря же он просмотрел сотни индийских фильмов о любви…

– Моего мужа убили русские три месяца назад, – наконец сказала Зиза, сердито гремя тарелками. – Ты не должен со мной разговаривать. Если ты снова будешь со мной говорить – я скажу Мусе, и тебя убьют.