Минхо предполагал, что Томас может не прийти и на вечернюю тренировку по плаванию, но все же надеялся, что он ее не пропустит. И Томас оправдал его надежды. Он появился самый первый, прошел к своему шкафчику, чтобы достать плавки и купальную шапочку, и быстро разделся до трусов.
– Не думал, что под этой мешковатой толстовкой может скрываться что-то помимо рахитика, – скучающим тоном заметил Минхо, небрежно прислонившись к шкафчику и окидывая оценивающим взглядом подтянутое тело Томаса.
Томас вздрогнул и резко обернулся.
– Минхо… – вырвалось у него невольно.
– Наверное, я не должен удивляться тому, что ты знаешь, как меня зовут. Хотя я уверен, что это не только потому, что мы учимся в одной школе, сопляк.
– Слушай, я честно могу все объяснить, это не то, что ты думаешь, – зачастил Томас, прижимая к груди свою футболку, которую намеревался положить на полку.
– Я слушаю.
Томас глубоко вдохнул, набирая полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду, и… Тут же сдулся. А что он мог сказать?
«Минхо, ты мне нравишься. Нет, не так, я по уши втрескался в тебя. Чувак, я дрочу на тебя по ночам под одеялом и в душе. Я знаю, я псих, а ты явно не гей, но дай мне шанс».
– У меня провалы в памяти, – пробормотал Томас едва слышно, решив сказать только об одном из того, о чем лихорадочно думал сейчас. В конце концов, он не соврал.
Минхо с вопросительной иронией приподнял брови.
– И?
– Я же сказал, что у меня психическое расстройство.
– Как это связано с тем, что ты таскаешься за мной четыре месяца и пытаешься развить у меня манию преследования, салага?
Томас прикрыл глаза и устало потер переносицу. Кажется, Минхо не собирался удовлетворяться таким объяснением и облегчать ему задачу. Ну и что, черт подери, делать теперь?!
– Я гей, – выпалил он прежде, чем успел подумать.
Брови корейца взлетели еще выше, едва не доставая до густой челки, зачесанной набок, чтобы не лезла в глаза.
– Что, прости?
Томас открыл глаза и мрачно уставился на него.
– Я сохну по тебе с прошлого года, что непонятного? Или так трудно проследить логическую взаимосвязь между моим признанием и ответом на твой вопрос?
У Минхо едва челюсть не отпала. Кажется, он даже смутился, отведя взгляд. Теперь в глазах цвета топленого шоколада не было насмешки, только удивление, недоверие и растерянность.
Но, надо отдать ему должное, он быстро справился со своими эмоциями, и взял себя в руки.
– А подойти и познакомиться, как нормальные люди, вместо того, чтобы сталкерить, ты не пробовал? – сардонически усмехаясь, поинтересовался Минхо.
Теперь челюсть едва не отпала у самого Томаса.
– Серьезно?
– Что?
– Ты серьезно? И ты не дал бы мне в морду и не послал бы к чертовой матери, обозвав гребанным пидорасом, Минхо?
– Я не бью людей за их сексуальные предпочтения, – фыркнул азиат. – Знаешь, каждый дрочит, как хочет и может.
– Но… Я дрочу на тебя, и за это ты тоже не дашь мне в морду? – снова вырвалось у Томаса, и он чуть было не зажал свой поганый рот рукой. Вот что значит, язык мой – враг мой.
К его удивлению, Минхо откинул голову и расхохотался. Откровенно заржал, и ржал до тех пор, пока у него слезы не покатились из глаз.
Томас растерялся, смутился, потом даже обиделся, но к этому моменту Минхо как раз успокоился и сдавленно, все еще всхлипывая от приступа смеха, пробормотал:
– Знаешь, псих, за такие признания мне, пожалуй, действительно стоило бы набить тебе морду, но самой адекватной реакцией, на мой взгляд, в данном случае было бы самодовольство.
– Чего?
– Говорю, нормальный человек был бы польщен тем, что вызывает у кого-то возбуждение. Но за то, что ты заставил меня понервничать, и в самом деле следует дать тебе в рыло.
Отстранившись от шкафчика, Минхо направился к выходу из раздевалки. Томас ошалело смотрел ему в спину несколько секунд, но опомнившись, выпалил:
– Это все?
Минхо небрежно обернулся. Помолчал немного и покачал головой.
– Вообще-то у меня к тебе действительно есть еще один вопрос, салага. Но знаешь, ты меня сейчас здорово ошарашил своими признаниями. Дай мне переварить это, и я поговорю с тобой после выходных, хорошо?
Томас смог только кивнуть.
Минхо вышел из раздевалки в глубокой задумчивости, которая не оставляла его до самого понедельника. Он действительно не был геем, его нисколько не привлекал собственный пол, но и гомофобом тоже не являлся. Алби из его класса ходил в гей-клуб, и Минхо за это его не порицал. Он вообще терпеть не мог людей, которые лезли не в свое дело. Он никогда не интересовался чужой личной жизнью и не позволял другим вмешиваться в свою собственную. Поэтому прекрасно общался с Алби, тем более, что тот входил в сборную.
Но одно дело, когда твой приятель – гей, и совсем другое, когда гей влюблен в тебя самого. Что делать с чувствами едва знакомого ему человека, Минхо не знал. Он не собирался смеяться над Томасом, да и смеялся он не над ним, а скорее над неожиданностью и формулировкой его признания. И только потом сообразил, что Томас, возможно, принял это на свой счет и обиделся. Пожалуй, стоит извиниться.