Сталкер Темной Стороны

Как бы ни был могуч исследователь литературного произведения, как бы ни была блистательна техника его исследования, сколько бы дополнительного материала он ни привлекал, — его работа будет лишь отражением его частного прочтения исследуемого текста. Работа может многократно превосходить по объему текст — но не исключено, что гораздо точнее чувства и мысли автора выразит необязательное и мгновенно забытое четверостишие, которое безымянный поэт напишет под впечатлением прочитанной книги. Это будет еще один частный перевод произведения — перевод на язык поэзии.

В конце концов, исследователь — тот же читатель. И что с того, что средства для «перевода» текста у него более изощренные?..

Мне кажется, литературоведческий труд ценен не тем, что верно передает «творческий замысел» — ибо наиболее верно передает этот замысел сам текст произведения. Критическая работа позволяет взглянуть на художественное произведение в преломлении личности и опыта исследователя. Читающий эту работу в какой-то степени перенимает опыт критика, и этот опыт, в сочетании с собственным опытом читателя, возможно, создаст в результате совершенно новое прочтение.

Новый перевод.

Совершенных зеркал не бывает — совершенное зеркало возможно лишь как воображаемая абстракция. Следовательно, никакое отражение не может быть абсолютным.

Никакой перевод с одного языка на другой не может быть абсолютно точным с точки зрения носителей этих языков.

Никакое прочтение произведения не может быть окончательным, перевод печатного текста в сознание читателя — в ваше сознание — не останавливается никогда.

Так что, это предисловие — попытка чуть повернуть зеркало вашего восприятия.

Повернуть так, чтобы в нем, по возможности, отразился автор этой книги.

*******

Начнем, пожалуй, с портрета.

Александр Щеголев, как сказал о нем Александр Житинский, «внешне на писателя не похож. Его можно принять за провинциального учителя ботаники, а еще больше он похож на петербургского чиновника начала прошлого века, какого-нибудь титулярного советника, о каких Гоголь писал: востроносенький, на носу очки, тщедушный и задерганный жизнью».[2]

Он возрос в болезненном шелесте ленинградских дождей. И первый его рассказ, который мне довелось увидеть опубликованным, назывался «Дождик». Он был включен в одну из немногих подборок рассказов членов ленинградского (тогда еще ленинградского) семинара молодых писателей-фантастов под руководством Бориса Стругацкого, прорвавшихся на страницы небольших литературных журналов — «толстые» центральные журналы подобные попытки прорыва тогда бодро отбивали. Впрочем, сейчас они делают это с не меньшим успехом.

В 1985 году Щеголев стал действительным членом семинара Бориса Стругацкого.

Вторая половина восьмидесятых. Время осторожных надежд.

Но эти надежды были для кого угодно — только не для Щеголева. Он вообще как-то ухитряется существовать без надежды — и при этом быть в своей прозе удивительно оптимистичным. Вспомните его детективы «Ночь навсегда», «Ночь, придуманная кем-то», «Инъекция страха»… «Любовь зверя». Казалось бы, в мире, населенном чудовищами, подобными тем, что описаны в этих произведениях, человек существовать не может…

Но ведь существует.

У Александра Тюрина, давнего друга и соавтора Щеголева, давным-давно была повесть «В кругу друзей» — о том, как обычный человек, наш с вами соотечественник и современник, становится вампиром. Ужастик? Что вы, сударь, проморгайтесь — это была комедия! Комедия безнадежности…

Собственно, что я знаю о безнадежности? Я всегда был чужд этого чувства, и оно отвечало мне тем же. Видимо, не било меня по голове достаточно сильно и достаточно часто… Да и не надо бы. Я лучше буду книги читать, где это ощущение описано.

Только — опять вопрос восприятия — достанет ли у меня жизненного опыта понять эти произведения хотя бы в первом приближении?

Впрочем, что это я — в приближении к чему? В любом случае я получу лишь частную версию перевода, каков бы ни был мой жизненный опыт…

Герой повести «Раб» выходит из Кельи. Выходит из самозаключения. Он попытался в одиночку уничтожить всех чудовищ своего подсознания, победить несовершенство в себе, обрести внутреннюю гармонию. Перевести свое мировосприятие на более совершенный, с его точки зрения, язык. Но стоит ему сделать шаг через порог Кельи — как окружающий мир, словно вода губку, напитывает его новыми страхами, порождает новые слова, которых нет в пересозданном героем языке…

Для того, чтобы жить в мире, внутренней гармонии недостаточно, нужно говорить еще и на языке этого мира. Если это мир монстров — учи язык монстров.

Среди чудовищ нужно быть чудовищем — иначе ты проиграешь. Но при этом нужно как-то исхитриться оставаться человеком. Иначе ты все равно проиграешь… Помните легенду о победителях Дракона, которые сами после этого неизбежно становились Драконами?

Уникальность Щеголева как автора в том и заключается, что его героям удается оставаться людьми, даже когда они Дракона побеждают — и становятся Драконами сами. Парадокс?