Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945

— Не могли бы мы поместить вино в вашей квартире, господин капрал? Я был бы вам очень признателен. А в качестве платы за эту услугу можете брать себе по бутылке в день.

— По бутылке в день? Я не ослышался, Штолленберг?

— Нет, не ослышались, господин капрал.

— Ну, тогда этого ящика хватит ненадолго.

— Мы достанем еще, господин капрал.

— Кто это — мы?

— Мой отец и я, господин капрал. Мой отец торгует вином.

— Ваша просьба удовлетворена.

Отдав дань Венере и вернувшись домой, Райман любил зайти в казарму и скомандовать:

— Всем встать! Вперед марш! Запевай!

И курсанты должны были петь: «С небес я спустился…» После этого он отдавал такую команду:

— Под кроватями марш, марш, песню запевай!

И из-под коек звучал хор: «В отчаянии прошу тебя, О Боже, услышь мою мольбу…»

Тому, кто пел громче всех, разрешалось первым вернуться в постель.

Теперь этому издевательству пришел конец. Райман, шатаясь, около полуночи забредал в комнату, где спал Штолленберг, и говорил ему:

— К черту этих шлюх, мой мальчик. Я хочу выпить. Могу я взять еще бутылочку, Штолленберг?

— Я польщен, что вино пришлось вам по вкусу, господин капрал, — раздавался с койки голос Штолленберга.

И на следующий день отделение Раймана отсиживалось в кустах.

За два дня до принятия присяги один парень был исключен из училища. Им оказался невысокий парнишка невинного вида из третьего взвода, по имени Премайер. Он получил письменное уведомление о том, что не обладает качествами, необходимыми для курсанта. Вместо того чтобы чистить на кухне кастрюли, он попытался залезть под юбку одной из кухарок и напоролся на верную жену.

Флотская карьера Премайера закончилась, даже не начавшись. Он же уверял товарищей, что ни в чем не виноват — просто заглянул не под ту юбку; он знал, что одна из кухарок любит подобные утехи, но, как благородный человек, не сообщил ее имени, когда его вызвали к ротному.

После этого в пище стало еще больше селитры, а занятия сделались еще более утомительными. В результате этого на следующий день сразу три человека из первого взвода попали в лазарет.

Первым оказался Тайхман. Когда отделение лежало на земле, и Райман скомандовал встать, Шумермахер, сын землевладельца из Вестфалии, ростом сто восемьдесят сантиметров и весом не менее ста килограммов, самый крупный и тяжелый курсант в роте, лежавший впереди Тайхмана, нечаянно наступил ему на руку.

В лазарете ее смазали йодом и забинтовали, но не успел врач закончить с ним, как появился Бюлов, у которого на бедре была штыковая рана, нанесенная курсантом, лежавшим рядом с ним. Часом позже три человека принесли Хейне — он был без сознания. Утром, во время стрельб, он упал в обморок. Врачи с ухватками мясников, закалывающих свиней, впрыснули ему лошадиную дозу сыворотки.

— Вам, наверное, за это дают медали, — сказал Хейне.

В ответ он получил дополнительную порцию сыворотки. Из перевязочной его вынесли на носилках. Но, несмотря на то что правая часть его груди раздулась и стала похожей на грудь крестьянской девушки, его отправили обратно на занятия. Если верить парням, принесшим его, он неожиданно упал во время стрельбы. Доктор назначил ему двухчасовой отдых в постели. В то же утро в лазарет поступил еще один курсант — его звали Форхёльцер, родом из Мюнхена, который во время занятий притворился, будто получил солнечный удар.

На обед был подан суп; он, как обычно, отдавал селитрой, хотя официально назывался ванильным супом. На второе была цветная капуста с картофелем и червяками, политая каким-то непонятным соусом. У Тайхмана оказался самый большой червяк — длиной семь с половиной сантиметров, что оказалось рекордом для роты. Тайхман решил попросить, чтобы ему дали другую порцию, но его даже не пустили на кухню. Сержант из столовой заявил, что после случая с Премайером курсантов не велено пускать на кухню. Тогда Тайхман собрал червяков у всех своих товарищей и, украсив цветную капусту дохлыми мухами, взял свою тарелку и отправился в канцелярию. У двери он поставил тарелку на пол, поскольку мог действовать только одной рукой, снял бескозырку и постучал.

— Да? — послышался голос.

— Матрос второго класса Тайхман просит разрешения войти.

— Входите.

Тайхман открыл дверь, взял тарелку и, поставив ее на пол в канцелярии, закрыл дверь, поднял тарелку и, щелкнув каблуками, произнес:

— Матрос второго класса Тайхман просит разрешения сделать заявление.

— В чем дело? — спросил старший сержант, напротив которого сидел старшина Земмлер; они пили кофе и курили.

— Прошу разрешения заявить, что мне не хватает выдаваемой порции.

— Что же ты тогда не ешь то, что у тебя в тарелке, черт тебя возьми?

— В цветной капусте черви, господин старшина.

— Так она еще и с мясом, а ты все недоволен, — заявил Земмлер. — А солдаты на фронте вообще почти не видят мяса.

— Прошу разрешения показать свою тарелку ротному командиру.

— Давай посмотрим, что там у него, — произнес старший сержант и принялся изучать содержимое тарелки. — Гляди-ка, прямо лох-несское чудовище какое-то, а не червяк, — сказал он Земмлеру, показывая ему самого длинного червяка.