Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945

Через короткие промежутки тральщики останавливались, чтобы акустики могли прослушать море. Воцарялась призрачная тишина, словно в большой, всеми покинутой церкви, — невыносимая тишина, действующая людям на нервы. Моряки чувствовали, что боевые действия превратились в чисто технический процесс, и от людей теперь мало что зависит. Все зависело от акустического прибора. Люди могли только ждать и быть наготове.

Сразу же после 23:00 — в это время корабли лежали в дрейфе и тишину нарушали только шум дождя и плеск небольших волн о борт — Тайхман и Хейне услышали, как на мостике три раза подряд переложили взад и вперед ручку машинного телеграфа. Они знали, что это означает одно: «полный вперед на предельной скорости». Должно быть, подлодка обнаружена.

— Подготовить глубинные бомбы! — приказал командир флотилии с мостика. На всех кораблях зажглись прожекторы. «Альбатрос» резко повернул вправо.

— Глубинные бомбы готовы! — доложил главный старшина.

Младший лейтенант Пашен прибежал на корму, на шее у него висел секундомер. Он приказал сбросить одну за другой две бомбы, установленные на глубину двадцать семь метров; а затем — третью, установленную на тридцать шесть метров. Морская пучина разверзлась с оглушительным ревом. Один за другим прозвучали три взрыва, и три белых фонтана взметнулись в ночное небо.

Тральщики вновь застопорили ход. Гидроакустики стали слушать. Прожектора обшаривали поверхность моря, но, кроме дохлой рыбы, ничего не было видно.

— Мне такая война не нравится, а тебе?

— И мне тоже, — прошептал Хейне. Он весь дрожал. Когда Тайхман зажег сигарету и в его сложенных чашечкой ладонях сверкнул огонек, Хейне произнес взволнованно и горько: — Гаси скорее!

— Эх ты, трусишка.

Каждое слово, сказанное на мостике, было слышно на кормовом боевом посту, но слова, словно проходя через занавес, звучали приглушенно, как будто все на борту разговаривали шепотом. Звонок машинного телеграфа раздавался в ушах оглушительно громко.

— Чего это они так притихли? Субмарины не могут…

Машинный телеграф прозвенел еще три раза. Заработал двигатель корабля. «Альбатрос», казалось, прыгнул вперед. Затем он резко накренился и повернул на пятьдесят градусов влево. На корме появился командующий флотилией. Там работала группа сброса глубинных бомб. Он отдал Пашену какой-то приказ, который Тайхман не расслышал, поскольку идущий за ними тральщик сбрасывал глубинные бомбы в охват движения субмарины. Командующий вернулся на мостик. Пашен приказал матросам устанавливать взрыватель на тридцать шесть метров. На мостике дали светосигнал, и за борт полетели четыре глубинные бомбы.

После взрывов корабли застопорили ход. Прожекторы пробивали лучами дождь, обшаривая поверхность моря. Дохлая рыба отсвечивала фосфором, и среди нее плавал какой-то предмет. Со всех сторон к нему, словно спицы, сходящиеся на ступице, устремились лучи прожекторов. Предмет оказался человеком, а рядом с ним из воды неожиданно возник кусок стали, который пять, шесть, семь секунд торчал над водой, словно угрожающий перст, а потом затонул. Вместе с ним пошел ко дну и человек, будто палец великана утащил его за собой. На поверхности появилось нефтяное, пятно, переливающееся в лучах прожекторов.

В течение пяти минут ничего не происходило. Только на поверхность воды выливалась нефть. Затем из глубины вынырнул человек и остался лежать неподвижно, похожий в своем надувном спасательном жилете на бесформенный предмет. За ним появились еще трое; они выпрыгивали из воды, словно форели из стремнины.

Спасательная шлюпка доставила их на борт. Из их ртов струилась кровь, легкие были разорваны, а все остальное доделала нефть.

До 6:00 флотилия оставалась на месте гибели подлодки. Затем корабли зашли в Ден-Хельдер, где британские моряки были похоронены с воинскими почестями.

На берег никого не отпускали. Слишком много работы накопилось на борту. Загружали провизию и боеприпасы, и в ту же ночь несколько кораблей приняли на борт уголь.

«Альбатрос» пришвартовался к угольному пирсу на следующее утро, но погрузка началась только к вечеру.