Стальная эскадрилья

Тусклого света керосиновой лампы с разбитым стеклом было вполне достаточно, чтобы рассмотреть захваченного человека. Перед нами стоял парень лет двадцати, в военной залатанной гимнастерке и яловых сапогах, облепленных грязью. На его худом давно небритом лицо лежала усталость.

Спрашиваю старика, зачем заходил сюда этот человек? Тот отвечает: мол, спрашивал, как пройти в Ильино. На вопросы, кто он, куда и откуда идет, неизвестный не отвечал, смотрел в сторону. Пробую подойти к нему иначе: показываю удостоверение личности, говорю, что мы советские воины, что судьба его зависит от правдивости ответов.

Подействовало. Немного помолчав, наш пленник назвался Шатиловым, сказал, что он - рядовой артиллерийского полка, попавшего в окружение под Минском. Их группа дважды пыталась пробиться к своим, но безуспешно: фронт быстро откатывался на восток. О составе группы и ее местонахождении Шатилов категорически отказался говорить. Мне понравилось поведение солдата, который здесь, в тылу врага, оставался верным воинской присяге.

- Вы коммунист? - спросил я в упор.

- Нет, комсомолец, - ответил Шатилов, и в его глазах мелькнули огоньки.

- Покажите билет.

- Нет билета. Закопал под Минском, когда первый раз выходили из окружения, - вяло отозвался собеседник.

Заметив, что я укоризненно покачал головой, он вдруг вспылил:

- Разве я один? Кто же во вражеском тылу носит при себе такие документы? Ведь если с ними попадешься - сразу поставят к стенке. А нам обязательно надо к своим дойти. Потом вернемся и откопаем. Сами-то небось тоже сейчас беспартийными ходите...

Шатилов говорил резко, громко, словно и себя хотел убедить в правомерности своего поступка.

Но когда я молча расстегнул левый карман гимнастерки и, не торопясь, вытащил пергаментный пакетик, мой собеседник словно споткнулся на полуслове. А при виде партийного билета он широко раскрыл серые глаза и сдавленным голосом попросил:

- Дайте взглянуть...

Подержав в руках красную книжечку, Шатилов виновато сказал:

- Извините меня, пожалуйста. За все, что здесь говорил. Я сейчас же поведу вас к своим товарищам.

Так партийный билет стал для нас в тылу у врага паролем и пропуском.

Сопровождаемые Шатиловым, мы направились в лес, находившийся неподалеку от деревни. Когда вышли за околицу, наш проводник попросил вернуть ему винтовку.

"Стыдно мне, - виноватил себя он, - за многое стыдно".

Оружие мы ему вернули.

Пройдя километра полтора по лесной дороге, свернули на узкую тропу и минут через десять увидели ярко горевший костер, окруженный людьми. Навстречу поднялся рослый бородач лет тридцати.

"Наш командир", - шепнул мне Шатилов.

Я представился и представил штурмана и радиста. Бородач назвал себя Подгорным - старшим лейтенантом, командиром артиллерийского дивизиона 58-го гаубичного артполка. Потом он познакомил нас со своими подчиненными. Среди них были младший лейтенант Ткачев, старший сержант Новиков, сержант Еремин, красноармейцы Ешидзе, Грязнов, Куликов. Они были измождены и оборваны, но все при оружии. В каждом чувствовалось неукротимое стремление пробиться к своим и снова сражаться с ненавистным врагом.

Тут же выяснилось, что эта группа следует на восток без карты, поэтому часто натыкается на вражеские гарнизоны и несет неоправданные потери. Я показал проложенный нами маршрут и предложил идти вместе. Подгорный и Ткачев согласились. С рассветом мы покинули бивак и направились на восток.

На второй или третий день пути сильный снегопад и плохая видимость позволили двигаться даже днем. Мы вплотную подошли к тому месту, где, по нашим расчетам, проходил передний край. Но он, увы, уже отодвинулся на восток. А здесь остались лишь следы жестоких боев. Повсюду валялись уже тронутые ржавчиной снаряды, патроны и винтовки, со вздернутыми стволами стояли пушки и минометы, чернели обгоревшие коробки вражеских танков. Было видно, что на этом рубеже советские воины стояли насмерть.

Отдохнув в блиндажах, сохранившихся невдалеке от бывшего переднего края, мы двинулись в путь. Несколько раз натыкались на вражеские гарнизоны, вступали в перестрелку с ними, но от намеченного маршрута старались не отклоняться. Даже в самые трудные моменты никто не жаловался на усталость, тяготы переносили с исключительной выдержкой.

На исходе октября 1941 года группа неожиданно напоролась на крупную колонну немецких войск. Гитлеровцы открыли сильный огонь из пулеметов и минометов. Вступать с ними в бой было неблагоразумно. Горстка бойцов не могла противостоять регулярной части. Что делать? Дорога вперед, к спасительному лесу, оказалась перерезанной. Оставалось или отойти назад, в безлесную местность, или пробиваться вправо, через кустарник. Выбрали второе. Отстреливаясь, короткими перебежками углубились в густые заросли. Под ногами захлюпала ледяная вода. Порой погружались в болото по пояс, но шли, держа оружие на вытянутых руках.