Стальная эскадрилья

К Ржеву подошли на малой высоте я с ходу произвели посадку. А вот найти место для своих десяти самолетов оказалось не просто. На громадной площади аэродрома буквально яблоку негде упасть. Каких только машин здесь не было! Почти до самой посадочной полосы были разбросаны кургузые «ишачки» — истребители И-16, курносые, но очень симпатичные «чайки». А рядом с ними самолеты новейших конструкций — бомбардировщики Пе-2, истребители МиГ-1 и ЛаГГ-3, штурмовики Ил-2. Вся эта пестрая, открытая любому взору авиатехника придавала фронтовому аэродрому вид какой-то авиационной выставки безмятежного мирного времени. Прямо на открытой поляне разместились полевая кухня и столовая — времянка, имеющая всего около десятка маленьких столиков для летного и технического состава. Всех кормили по одной норме, и никому не было известно, кто не успел к обеду или к ужину.

Позже мы поняли, что собранные на ржевскую базу в короткие сроки части и подразделения ждали готовности своих полевых аэродромов для рассредоточения.

Став в длинную очередь за обедом, мы после короткого обсуждения «экипажных» проблем занялись каждый своим делом. Штурман Николай Аргунов с помощью навигационной линейки прикидывал углы прицеливания для сброса бомб с различных высот, воздушный стрелок-радист Игорь Копейкин читал инструкцию по эксплуатации скорострельного пулемета (ШКАС), у меня в руках было наставление по производству полетов. Но я не видел ни одной буквы. Мысли уносили меня то в детские годы, то в авиационное училище, то в напряженные, наполненные тревогой и непрерывными учениями предвоенные месяцы, когда мы овладевали полетами в облаках и ночью, учились наносить точные бомбовые удары с больших высот. Снова и снова, уже в который раз, вспоминал, с какими случаями при боевых действиях в районе реки Халхин-Гол встречались мои однополчане. Радовался тому, что они снова рядом и мы вместе нанесем первый бомбовый удар по врагу.

Садимся за столик. К нашему экипажу присоединяется старший лейтенант Виктор Ушаков. Ему, конечно, проще: за его плечами три десятка боевых вылетов в районе реки Халхин-Гол. У него боевой опыт, он награжден орденом Красного Знамени. Это мой командир. Невысокого роста, всегда удивительно спокойный и рассудительный. Я ни разу не видел Ушакова возбужденным или разгневанным, но сегодня он, видимо, о чем-то переживает. Прерывистый голос выдает его состояние. Я догадываюсь, что волнуется он за нас, за тех, кто пойдет с ним в первый бой.

Над аэродромом время от времени на высоте двух-трех тысяч метров пролетали одиночные «юнкерсы», видимо разведчики. Редкие разрывы снарядов наших зениток среднего калибра не преграждали путь вражеским самолетам, а, казалось, лишь напоминали о своем существовании. Каждый из нас виденное оценивал по-своему: одни называли это беспорядком, другие оправдывали командование, не желавшее раскрыть систему ПВО.

Однако мы прилетели сюда не для того, чтобы наводить порядок. На это нас никто не уполномочивал, да, откровенно говоря, порой брало сомнение: правильно ли мы понимаем фронтовые условия? Быть может, практика боевых действий в данной войне внесла свои коррективы и паши представления изрядно устарели? Словом, немного понервничав, перешли к своим делам — к изучению линии фронта и аэродромной сети противника.

Ночевать пришлось прямо под самолетами, что уже вошло в привычку. А в полночь где-то неподалеку загремели взрывы бомб, застучали скорострельные зенитки, черноту неба рассекли лучи прожекторов. Пролетавший над аэродромом вражеский разведчик попал в перекрестие зенитных прожекторов, но резкими разворотами с крутым снижением вырвался из слепящего плена и растаял во мраке.

Постепенно затихла канонада, угасли прожектора. Лишь время от времени то с одной, то с другой стороны в небо взлетали разноцветные сигнальные ракеты. Что еще что за иллюминация?

— Немецкие диверсанты обозначают наш аэродром, — лаконично пояснил летчик в кожаном реглане, устроившийся на ночлег рядом с нашей стоянкой под боком своей «пешки». — Помяните мое слово, — добавил он, скручивая козью ножку, — врежет фриц по этому муравейнику, а нам ни взлететь, ни убежать.

Но налета на аэродром в течение ночи не было.

На рассвете потянуло сыростью, звезды поблекли, а затем и вовсе растворились в светлеющем небе. Низкие редкие облака начали уплотняться и густой пеленой опустились на рощи и вершины холмов. Сразу после завтрака получили боевую задачу: нанести бомбовый удар по скоплению вражеских войск северо-восточнее Смоленска. Значит, этот древний русский город уже окружен вражескими войсками? Да, ничего не скажешь, каждый день — сюрприз.

Для бомбардировки целей в непосредственной близости от своих войск нужно точно знать расположение тех и других, линию фронта. Но таких сведений нам никто дать не смог. Удалось только разыскать на карте несколько характерных ориентиров, ограничивающих район бомбометания до приемлемых пределов. В подобной неразберихе и это уже кое-что.