Стальная империя

Время и место для аудиенции самодержец выделил самое неожиданное — новое казённое учреждение с непривычным названием “Госплан”, располагавшемся в Мраморном дворце, за полчаса до полуночи. Пригласительные доставил курьер, передвигающийся на пока еще диковинном и непривычном транспорте — велосипеде.

- Звучит крайне инфернально, — усмехнулся Потресов.

- Не инфернальнее всего самодержавия в целом, — поморщился Ленин. — Вероятно, Его Величество изволят принять нас после вечернего посещения театра.

В эту короткую майскую ночь Дворец на Миллионной улице меньше всего напоминал консервативную великокняжескую обитель. Все окна были залиты ярким светом, а три кордона охраны трудились в поте лица, осматривая багаж военных и штатских, непрерывным потоком втекающих в распахнутые настежь двери и бесследно растворяющихся в коридорах и кабинетах.

- У вас что, ночная смена? — решил пошутить Потресов со строгим контролером, проверяющим документы.

- Сегодня, наверно, опять. Почитай, всё правительство собралось, — не принял шутки охранник. — Нам-то что, мы два часа отстояли и в караулку отдыхать, а эти сердешные, — охранник кивнул головой в сторону курьеров, — и днюют, и ночуют прямо тут, в гардеробе, или в пустых комнатах, особо, когда такое широкое собрание, как нонче…

Совещание как раз оказалось тем “театральным представлением”, на котором присутствовал император. Оно закончилось без четверти пополуночи и фойе заполнилось чиновниками в самых разных вицмундирах: черных с желтым кантом и серебряным просветом погонов — департамента почты и телеграфов, чёрных с карминным — департамента здравоохранения, тёмно-зелёных с бордовым — канцелярии министерства финансов, темно-синих со светло-зеленым — департамента путей и сооружений МПС. Из боковых дверей Белого зала, пыхтя и матерясь вполголоса, молодчики из корпуса внутренней стражи выносили и ставили вдоль стены массивные деревянные подставки с картами, графиками и планами, очевидно служившими наглядными пособиями для докладчиков. Ближайшей к посетителям оказалась общая карта электрификации России, сплошь усеянная синими и черными значками с обозначением гидро- и теплоэлектростанций, перечеркнутая линиями электропередач, веером расходящихся от перекрещенных стрелочек. Ближайшие к Петербургу — на Волхове и Свири, каскады на Вуоксе, на Днепре, целая россыпь — на Кольском полуострове, Урале и в Сибири.

- Интересуетесь, Владимир Ильич? — оторвал Ленина от изучения карты низкий, хрипловатый, прокуренный голос. Император абсолютно не походил на венценосную особу, скорее — на учителя гимназии. Пальцы испачканы чернилами, рукав темно-зеленого мундира и кончик носа — мелом, красные от недосыпа прищуренные глаза — так щурятся попавшие на свет из темного помещения.

- Да, прелюбопытно… Скажу честно, не ожидал, — скользнув взглядом по фигуре монарха, Ленин повернулся к нему спиной и опять упёрся глазами в карту, демонстрируя своим видом категорический отказ от соблюдения дворцового политеса со всеми поклонами, титулованиями и прочим самодержавным “непотребством”.

Император встал рядом, чиркнул спичкой и по фойе поплыл аромат душистого трубочного табака.

- Хотел полюбопытствовать, Владимир Ильич, Вы уже закончили книгу “Что делать?” — вполголоса осведомился монарх, не отрывая взгляда от наглядного пособия.

Ленин резко повернулся, наклонил голову набок и уже внимательно, со своим знаменитым прищуром, посмотрел на испещренное мелкими шрамами, как оспинами, лицо императора.

-А Вы и это знаете?… Впрочем… после поздравления с первым номером “Искры” уже не удивлюсь. Но, простите, почему так интересует именно эта моя работа?

- Потому что меня волнует тот же вопрос, — губы монарха тронула улыбка, а глаза продолжали шарить по карте.

- Но там я рассматриваю задачи революционного переустройства мира…

- И ведущей роли организации профессиональных революционеров в этом процессе, — закончил за Ленина император.

- Точно так! Именно революционеров, — отчеканил последнее слово Ленин, — поэтому удивителен такой интерес именно Вашей персоны..

Монарх, наконец, оторвал глаза от карты и тоже повернулся к Ленину. Что-то было в этом взгляде такое, что смутило и одновременно насторожило Ильича. Читалась в нём крайне сложная гамма чувств, но вот чего точно не было, то это вельможного высокомерия, а ведь именно с ним обычно носили своё “Я” представители аристократии.

-А что же тут удивительного? — пожал плечами император и в глубине его зрачков заплясали чёртики, — если профессиональными революционерами могут называться буржуазный интеллигент Маркс, капиталист Энгельс, дворянско-генеральские отпрыски Ульянов и Потресов, князь Кропоткин, то почему же таковым не может быть самодержавный государь? Что за дискриминация?…

- Да потому что, дражайший, — начал вскипать Ленин…

- Тиран, — перебил его император, — зовите меня просто Тиран. Во-первых, это правда, во-вторых, я уже привык. И Вы привыкайте, потому что именно так Вас будут называть в случае победы пролетарской революции, причём не только враги, но и ваши соратники.