Главноуправляющий Собственной Его Императорского Величества канцелярией по учреждениям императрицы Марии Федоровны, казачий генерал Никола́й Алексе́евич Бахметев, получивший титул графа и фамилию «Протасов» по завещанию ещё до указа о запрете наследовать титулы, позорно икнул, кивнул головой и скороговоркой отрапортовал, выпучив глаза от усердия:
– Металлурги Кура́ко и Грум-Гржима́йло привезли на полигон новые броневые листы для железнодорожных крепостей. Сказали – гарантируют, что трехдюймовка их не пробьёт. Тогда государь улыбнулся, встал за плиту и дал команду начать контрольный обстрел…
Генерал побагровел и опять задергался от спазмов диафрагмы.
Ну, Николай Алексеевич, дальше что?
Суворин встал… Инженеры – тоже… Потом там столько народа столпилось…
– К чёрту подробности, бронеплиту пробило?
– Нет… уфф… но какой-то дефект… Брызнуло мелкой крошкой, почти всем досталось.
– Он в госпитале?
– Что вы, матушка! Господь с вами, Кормилица вы наша! Государь на ногах остался стоять… Даже не ругался сильно… И совещание провёл, где указал инженерам на просчёт, рассказал, почему броня, как картечь, может покосить свой же гарнизон, сидящий в крепости, подсказал, на что обратить внимание и исправить… Да он и сам вскорости изволит быть, сможете лично убедиться!..
– Ну, появись он только мне на глаза, мальчишка!..
Император поправил повязку, упорно сползающую на глаза, вздохнул, опёрся о столешницу и улыбаясь, с нежностью, понятной только ему, посмотрел на неистовствующую Марию Фёдоровну. Все мамы в чем-то очень похожи. Особенно, когда гневаются на своих детей, а за их неугасимой яростью проглядывается искреннее беспокойство за здоровье и жизнь мужчины, на личность которого обращен этот священный гнев.
“Интересно, могла бы моя Кеке стать руководителем? По характеру – несомненно! Такая же властность, такая же искренность!” Он помнил в её глазах такое же смятение и страх, но не тот, что загоняет под лавку, а другой, материнский, настойчиво требующий встать между опасностью и своим детёнышем. Жаль, что он в той жизни был еще глупым, неопытным и не понимал, что материнская верность перешибёт и переживёт любую другую – революционную, классовую, государственную… Зато сейчас он позволил себе освободить от традиционных оков и задействовать этот вулкан энергии и страсти в мирных целях. “Какая экспрессия, какая риторика! Не хватает только малого и большого флотского загиба… Всё остальное русское в Марии Фёдоровне присутствует!..”
– … Ты не жалеешь себя! Не жалеешь меня!! В конце концов, тебе не жаль своих людей. Заботишься, чтобы не умер от голода крестьянский сын и тут же тащишь под артиллерийский огонь отцов уважаемых семейств! Провозгласил 8-часовой день для рабочих, но сам работаешь по 12–16 часов. Не выдерживают такой адовой службы и уходят лучшие. Вместо них приходят вчерашние лавочники и крестьяне, грубые и необразованные…
– Матушка, – император почувствовал – вдовствующая императрица начала уставать и решил брать инициативу в свои руки, – в Евангелии от Луки сказано: «…И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут.” Если кто-то уходит, значит он не справляется. Лучшие – это те, кто выдерживают…
Мария Фёдоровна опустилась в кресло, устало уронила голову на кулачки.
– Я просто очень за тебя боюсь. Тебя и так все хотят убить, а ты еще сам лезешь туда, где опасно! Как будто тебе не хватает серьезных влиятельных персон, желающих твоей погибели. Твоей и твоих фаворитов… Ты восстановил против себя слишком многих. Аристократы никогда не простят тебе потерянных привилегий и запрет на наследование титула, у многих это – всё, что осталось от прежней роскоши. Столоначальники не простят жестоких расправ за казнокрадство и мздоимство. Ростовщики не забудут драконовские налоги на их доходы, помещики – лишение прав свободно вывозить зерно. Банкиры желчью исходят из-за обмелевших золотых рек, в которых они купались больше десяти лет. И все они сейчас активно записываются в революционеры. Да-да – они все стали демократами и республиканцами. Иностранцы этих новоиспечённых фрондёров активно подкармливают. Кого – французы, кого – англичане и японцы, кого – американцы… Немцы твои любимые тоже отметились…
Перечисляя свои страхи и тревоги, Мария Фёдоровна не заметила, как снова вскочила и начала мерить шагами паркет перед сыном..
– А эти покушения на Столыпина! Эта дерзкая попытка пустить под откос литерный поезд! Они могли убить всю правительственную комиссию!
Ну так не пустили же, не убили.
Но вместо них погибло больше двадцати жандармов…
У них работа – погибать вместо других… Впрочем, как и у нас. Поймите, матушка…
Император встал и подошел вплотную к Марии Федоровне.