Это было совсем как в той пещере — огненное озеро с волнами. Только пламя было не ярким, не рассеивающим тьму, а еле светящимся, но притом страшно жарким. Гамлиэль, закрыв голову руками, скрылся под его пологом, а Вальда бросилась помогать Исааку — выводить или выносить Иакова с женой и дочкой. Их не удалось разбудить, действительно пришлось вытаскивать под открытое небо и оставлять здесь, и теперь бежать выручать Гамлиэля, но он уже сам спускался по лестнице, волоча по ступеням обоих слуг, и пламя бушевало над его головой, и Вальда бросилась гасить его трещащие волосы…
Потом она оказалась в саду и видела, как пылает и рушится внутрь себя крыша, и бездымное пламя вырывается из окон верхнего этажа — а потом, оглянувшись, увидела, что с крыши дома напротив взмывает огромная птица, зависает над ним и машет крыльями, раздувая пламя, и это пламя проникает в дерево, которое не должно гореть, и пожирает его, более светлое, чем само пламя, распространяясь чёрными прожилками, как стремительная гниль… это было страшно и зачаровывающее красиво — настолько, что не отвести взгляд.
Взахлёб лаяли собаки, ржали в ужасе лошади, но было страшно мало людей, иногда только слышались крики и вопли боли, и снова сверху проплывали на фоне пламенеющих облаков чёрные хищные силуэты птиц с громадными распластанными крыльями, они плыли совсем медленно, и не было защиты…
Вальда вдруг поняла, что Гамлиэль и Исаак куда-то пропали и что рука её горит, словно всё так же погружённая в огонь, но тут зашевелилась и попробовала встать Ханна, жена Иакова, и Вальда бросилась её поддерживать, чтобы она не распласталась снова, и тут же зашевелился и сам Иаков, и слуги, и началась мелкая короткая паника — но в этот миг дом рухнул.
Их окатило волной дикого жара, в небо полетели головни и искры, и надо было спасаться, а спастись можно было только свернувшись калачиком и закрыв голову руками, а потом Вальда поняла, что её куда-то волокут за руки и кладут на землю, а потом сверху полилась вода, много воды…
Дальнейшее казалось диким сном. Она то находила Гамлиэля, то снова теряла его, пламя бушевало по обеим сторонам улицы, смыкаясь над головой, и надо было пробежать по этой огненной анфиладе, пригибаясь, чтобы не задело летящими головнями девочку, которую она прижимала к себе, воздуха не было совсем, грудь разрывалась, под вздохом пылали угли, ноги не хотели идти, но как-то всё же шли…
Вдруг хлынул дождь. Ливень. Водопад. Всё наполнилось угарным паром, пропитанным запахом залитых углей и горелого мяса, и Вальда наконец-то перестала что-то чувствовать и понимать.
К утру ударил морозец, превратив город и всё вокруг него в ледяные фигуры. Ходить можно было, только хватаясь за заборы. Когда рассвело, стало видно, что выгорела примерно четверть города — от базара и до Царской дороги. Это было бы не так страшно, если бы в числе сгоревших домов не оказались все склады и амбары с запасённым продовольствием. И, что ещё страшнее, на месте городской стены зияло пустое пространство шагов в пятьсот длиной, и лишь отдельные брёвна стояли, покосившись, подобные кривым зубам в беззубом рту старухи…
Город стал беззащитен, приходи и бери его голыми руками. Но пока никто не шёл и не брал.
Погорельцы собрались на Мостовой площади. Сюда огонь не пришёл, дворец стоял нетронутый и тёмный — хотя обычно на углах его террас горели большие масляные фонари наподобие тех, что зажигают на маяках. Люди стояли, сидели, лежали — подавленные, испуганные, растерянные, продрогшие, мокрые. Кто-то плакал навзрыд, кто-то гневил богов, кто-то метался, разыскивая пропавших своих. Вальда долго не могла понять, где она и что с ней, и почему так холодно и страшно. На ней был чей-то чужой толстый плащ, воняющий горелой мокрой шерстью. Он примёрз к деревянной мостовой, и она не сразу смогла подняться. Вокруг были только чужие. Потом подошёл Гамлиэль, сел рядом.
— Спасибо тебе, — сказал он. — Исаак сказал, что это ты нас всех спасла.
— Наверное, — сказала Вальда. — Где он?
— Ищет своих. Его дом тоже сгорел.
— А остальные?
Гамлиэль долго молчал. Потом сказал:
— Не знаю. Последний раз я видел Иакова, когда он забирал у тебя Эстер. Ты не хотела отдавать… Потом я нёс тебя и думал, что они идут следом, но не мог оглянуться… Исаак сказал мне, что побежит к своему дому. Слуги отстали. И вот никого нет. Теперь только надеяться на счастье… Как твоя рука?
Вальда вспомнила, что у неё есть рука и с этой рукой случилось что-то плохое. Она посмотрела. Рука была красная и ободранная, ошмётки кожи свисали.
— Я её не чувствую, — сказала она.
Дом Вальды уцелел. Одно окошко светилось. Вальда постучала в дверь, и через лепту стукнул засов. Арам, одетый по-дорожному и с лампой в руке, всмотрелся слепо в пришедших и даже отшатнулся.
— Хозяйка… — прошептал он.
— Принимай нас, Арам, — сказала Вальда.
— Конечно… сейчас…
Он зашаркал внутрь, в темноту и промозглость.
— Иди первым, — сказала Вальда. — Теперь этот дом твой.