Стальная роза

– Я думала, ты красива, – презрительно хмыкнула она. – Но в тебе нет ничего от истинной красоты. Длинная, мосластая, бледная, как ночной демон… Самая обычная блохастая дворняжка, случайно прибившаяся к людям… Ты хотя бы говорить умеешь?

– Умею, госпожа, – самым наивежливейшим тоном проговорила Яна.

– Надо же – собачка и вправду умеет говорить.

– Моя госпожа увидела здесь собаку? – удивление Яны было настолько искренним, а тон таким глубоко почтительным, что вполне можно было купиться. – Но собаки не заходят к нам во двор, боятся огня и грохота. Вот около забора бегают и лают, это верно.

Наивность чужестранки в первые мгновения сбила незваную гостью с толку: о каких собаках она заговорила? Она что, настолько непроходимая дура? Или так плохо знает язык? Но постепенно до госпожи Цзян Фэй дошло, что на самом деле имелось в виду, и… она едва не задохнулась от ярости.

– Ты… ты… тварь… животное! – пискнула она. А затем, взяв себя в руки, как подобало знатной даме, вскинула подбородок. – Я буду говорить с мужем, чтобы тебя выставили отсюда.

«Ну, да. А сотник вот так взял и послушался, – с весёлой злостью подумала Яна. – Скорее, он возьмёт и сделает ровно наоборот».

– Как будет угодно моей госпоже, – её голос прямо-таки сочился елеем.

– Пошли, – сотничиха скомандовала своей свите из двух смазливых служаночек. – Как вернёмся, туфли придётся сжечь. Здесь слишком много грязи.

Они не успели ещё достигнуть конца улицы, а из кузницы уже показались Юншань и мастер Ляо.

– Вот ведь сука, – буркнул последний. – Моя Чунпин из-за неё слегла, так она сюда притащилась порчу наводить. Ведьма проклятая.

– Ты слышал, как она назвала мою жену? – неожиданно спокойно произнёс мастер Ли.

– Слышал. Все слышали, мастер.

– Сможешь свидетельствовать, что имело место оскорбление, и моя жалоба составлена верно?

– Правильно, мастер. Напишите жалобу, – из кузницы показались другие мастера. – Хватит уже, никому от неё житья нет, от ведьмы этой. Все всё подтвердим.

– А эта тётенька дура, – встрял Ваня. – Я бы так не подставлялся.

– Это потому что у тебя голова на плечах, малой, а не тыква, – проворчал дед Шу. – Сколько лет на свете живу, всё время убеждаюсь, что всё имеет предел, и лишь глупость человеческая безмерна. Особенно бабья.

– Дедушка Шу, моя мама не дура, – обиделся мелкий.

– Так твоя мать не баба, а женщина, – неожиданно рассмеялся старик-кузнец. – Разницу тоже надо понимать.

Яна криво усмехнулась: хитрый дед выкрутился. Как бы ни относились ханьцы к женщинам вообще, к ней в частности отношение установилось пусть и благожелательное, но настороженное. Ибо все помнили бой с киданями.

– Чжан, – проговорил мастер Ли. – Ты говорил, твоя старуха умеет красиво писать.

– В юности училась каллиграфии, – похвастался старик Чжан.

– Пошли младшего, пусть приведёт мать и прихватит письменные принадлежности. Не будем откладывать это дело. А пока – за работу, мастера.

Жену сотник Цзян с утра ещё не видел, у него были дела в строящейся крепости и в деревне, куда привезли новую партию поселенцев. С этими будет куда как больше головной боли, чем с предыдущими: там хоть были мастеровые и крестьяне, а здесь голытьба-«цзяминь». Сезонные работники, нанимавшиеся на стройки за сущие гроши. Вольноотпущенники, промышлявшие тем же. Низовой криминальный элемент, вынужденный сменить место жительства и удачно притворявшийся сезонными рабочими. Словом, сейчас как нельзя кстати пришёлся бы чиновник, хорошо разбирающийся в перипетиях городского дна больших городов. Или десяток стражников из столицы. Но, поскольку в ближайшее время в Бейши не предвиделось ни того, ни другого, придётся занимать солдат-«цзяньэр» патрульной службой. Они и так патрулировали поселение, но больше для проформы. Сейчас придётся объяснить десятникам, что за новоприбывшими нужен глаз да глаз, а то ещё начнут воровать или, того хуже, резать.

При виде слишком серьёзного, даже, можно сказать, хмурого мастера Ли у сотника возникла тень весьма нехорошего предчувствия.

– Что-то случилось, почтенный мастер? – спросил он в ответ на поклон оружейника.

– Пока в Бейши нет постоянного чиновника по разбору гражданских споров, господин, хочу принести вам, как наивысшему по рангу, жалобу на недостойное поведение и оскорбление, – красиво, как по писаному, проговорил мастер, почтительно передавая ему свиток.

Жалоба? Интересно. Написано, кстати, недурно: видимо, тот, кто составлял жалобу, неплохо обращался с кистью и тушью… Итак, на что именно жалуется почтенный мастер?