— Печать на верность, — Микки рубашонку задрал, повернулся. — Что я теперь старейшинам скажу? Господин Шмитт заругает!
Да блин блинский! Гляжу, а у мальчонки на плече, где я его ухватил, пятно овальное — как отпечаток пальца. На синяк похожее, но не синяк. Цветом как чернила, ободок аж горит синевой. Это что, я сделал? Как?
Но виду я не показал, что удивился. Ладно. С гадом-убийцей и его дочкой я после разберусь. Сперва дело. Говорю:
— Старейшина Шмитт ничего не скажет — он в тюрьме. Нечего тут мне причитать. Дело у меня государево, так что никакой жалости. Понял?
Закивал малец, аж уши захлопали.
— Да, благородный эльв! Микки для вас что хочешь сделает. Только не убивайте, когда нужда пройдёт! Микки хороший, честный гоб!
— Посмотрим, — говорю, — на твоё поведение. Скажи — тайники найти можешь? Есть они здесь?
Поморгал Микки, говорит:
— А вам какие надо, благородный эльв? Те, которые старые, новые, опасные?
— Что за опасные?
Микки носом шмыгнул, пальцем тыкнул:
— Вон там если пойти, доска провалится. Кто не знает, ноги переломает.
— Старые?
— Это когда дом строили, дяденька эльв. В подвале по углам трупы замуровали, зверей всяких. Кошек, собак, крыс, мышей. Чтоб дом охраняли.
— А новые?
Микки на полу заёрзал, зачесался:
— Дяденька эльв, а вы меня точно убивать не будете?
Посмотрел я на него. Малец стрёмный, зато полезный. Опять же, дар у него. Ценная штука. Пригодится. Такого даже в участок сдавать неохота.
— Возьму тебя в личные слуги. Если польза будет.
— Да! Польза будет! Будет!
Ишь, обрадовался. Видать, жизнь у мальца не сахар.
— Тогда так — иди со мной, и ни слова. Если где тайник увидишь, тихонько покажешь, чтобы только я знал. Понял?
Закивал малец, зашлёпал ушами. Молча. Молодец.
Ухватил я его за шкирку, подмышку сунул, как собачонку мелкую. По комнатушке прошёлся.
— Показывай.
Микки башкой мотнул, носом показал — вот.
Отогнул я в углу старые обои, вытащил кирпич — пришлось ножом поковырять — и опа! Тайничок. Маленький, в размер вынутого кирпича. В тайничке мешочек. Холщовая ткань, ниткой перевязанная.
Развернул, смотрю, порошок какой-то. Это то, что я думаю?
Положил мешочек обратно в нишу, кирпич на полу оставил.
— Молодец, — говорю. — Кто закладку делал, знаешь?
Микки башкой замотал.
— Говори, сейчас можно.
— Старый Фай ложил, другой гоб забирал. Микки не знает, кто.
— Старый Фай — старейшина?
— Нет, благородный эльв. Фай простой уборщик. Мусор метёт, отхожее место моет, дерьмо выносит…
Ага. Понятно.
Спустился я вниз, на первый этаж. Там уже всё что можно, разворотили. Сказал, что тайник нашёл, наши туда ринулись.
Смотрю, а малец-то не соврал: тайнички по углам с крысами да кошками замурованным все вскрыли. Там одни мумии, но видно, что за зверь.
А больше ничего нету. Зато Дмитрий Найдёнов, молодой офицер, отличился! В одно лицо тайник с кокаином нашёл. Всем на зависть.
Вырвал я листок из блокнота, черкнул записочку в участок — для Бургачёва. Так мол, и так, имею сильнейшие подозрения на гоблинского дворника. Дворника кличут старый Фай, и агентура доносит, что балуется он запрещёнными веществами. А ещё этот самый дворник, в силу профессии, мог в нужник орков доску от динамита запросто подбросить. Домишки-то орков и гобов рядом стоят.
Накропал записочку, с гонцом в участок отправил. Велел своим закругляться. И так всё перерыли на метр в глубину. Куда уж больше.
***
Так что иду я теперь по улице весь пыльный, потный как чёрт, зато гордый. На душе, правда, тяжело. Будто булыжник положили. Иду на квартиру к красотке Генриетте. Иду гоблинке, что там прячется, сказать, что помер её папаша. Помер нехорошей смертью в полицейском подвале.
Несу фотоаппарат, нож и мелкого гоблина Микки. Гоблина, правда, пришлось в занавеску завернуть, как в мешок. Гоб лёгкий, не тяжелее собачонки. Но тащить его по улице, где приличные люди живут, как-то глупо. А мешок не так в глаза бросается. Мало ли что человек тащит.
Дошагал я до места, в квартирку поднялся. Горничная мне дверь открыла, узнала. Видно, богатенького папика здесь не было — сразу впустили.
Вошёл я, мешок с Микки у порога положил. Горничная у меня шинель взяла, в комнату провела и пропала.
Красотка Генриетта сидит у зеркала, волосы распустила, причёсывается. Волосы аж до по… до стула.
Ко мне обернулась, со стульчика вскочила.
— Вы ко мне, Дмитрий Александрович? Какая приятная встреча!
— Нет, — говорю, — извините. Мне бы гоблинку мою повидать. Новости у меня для неё…
— Ах, её сейчас нет, — говорит Генриетта. — Она на кухне, готовит свои зелья. Ведь это так называется? Сказала, чтоб не тревожили её.
Подошла ко мне, за руку взяла и к дивану потащила.
— Подождите немного. Вы ведь не торопитесь?
Ох, что-то она ласковая очень. Видел бы её любовничек, на дуэль бы меня вызвал.
Сел я на диван, Генриетта рядом пристроилась. Смотрю, юбочку приподняла, ногу на ногу положила. На ногах туфельки были, так она их сбросила, босиком осталась.
Придвинулась поближе, пальчиком мне по шее провела, сказала:
— Ой, какой вы разгорячённый. Не хотите вина?
— Мне бы воды.
— Ну что вы, выпейте вина! У меня хорошее, из Бургундии.