Стальная улика

– Не надейтесь, – сказал я. – У меня сердце крепкое. Много неприятностей уже довелось перенести. И даже пытки в плену у бандитов… Все вынес. А вам до их выдумок далеко. Шкуру с живого вы снимать не умеете, и фаланги-сольпуги в вашем климате не водятся.

На слове «бандитов» я сделал ударение, словно приравнивал бандитов к ментам, причем бандитов ставил выше на уровень. Но я в самом деле видел между ними мало разницы.

– Пригласи, Толик, врача… – потребовал майор-дознаватель у лейтенанта. – По моим данным, он в самом деле имел возможность расшатать свое здоровье. Надо бы проверить.

– Я быстро, товарищ майор, – ответил лейтенант.

Они разговаривали между собой так, словно меня не было в кабинете.

Лейтенант в самом деле вернулся быстро. Привел с собой молодого лохматого рыжеватого парня в белом и грязноватом медицинском халате, по внешнему виду студента медвуза. «Наверное, в самом деле студент, – подумал я, глядя на его цветные татуировки на обнаженных предплечьях под закатанными рукавами халата. Врач себе таких татуировок не позволит, иначе от него все пациенты разбегутся. Да и какой врач станет работать в ментовке… Только фельдшер или студент будут подрабатывать, а то и вообще ветеринар».

– Покажи руки, – по-хамски потребовал от меня студент в белом халате.

– Бога ради, – подчинился я, не желая сразу вступать в конфронтацию, и протянул ему свои руки.

На правую ладонь студент внимания не обратил, а левую кисть, разбитую после удара в челюсть противнику, он тщательно ощупал, даже пододвинул ближе к себе настольную лампу, хотя, на мой взгляд, хватало и света из окна, за которым стоял уличный фонарь и светил прямо в окно.

– Это старое повреждение, ему не менее трех дней, – категорично заявил студент, выпустив мою левую руку, которую он сдавливал пальцами, желая, похоже, заставить меня поморщиться. Но я не морщился, что студентику, кажется, не слишком нравилось.

– Так он что, получается, не бил Багомедова? У того же нос сворочен… – спросил лейтенант, видимо, не знающий о том, что рентгеновский снимок показал перелом челюсти. – Просто шел домой, увидел у подъезда лежащего без сознания человека и вспорол ему живот? Так, что ли? Но с какой стати он обратил на него внимание? Значит, они раньше встречались? И теперь решил воспользоваться ситуацией? – Лейтенант Морозов посмотрел на меня внимательным и подозрительным взглядом. – А не был ли Багомедов на заседании трибунала? А? – Последние его слова были явно обращены ко мне.

В ответ я только плечами пожал:

– Не знаю. В зале сидели человек десять. Может, среди них и был. Я вообще не знаю, кто такой Манап Багомедов.

– Память отшибло, – сказал дознаватель. – Но ничего, мы тебе ее сейчас освежим… Как у него с сердцем?

Студент вдел в уши наконечники трубок стетоскопа и приложил его к моей груди. Слушал он, судя по выражению его лица, не слишком внимательно и не долго.

– Нормальное у него сердце. Работает без перебоев.

– Ну, все. Ты свободен, можешь идти, – наигранным басом изрек майор. – А мы пока… Лейтенант, приступай… Наручники ему надеть не забудь…

– Сначала пусть подпишет бумаги, – возразил лейтенантик. И передвинул ко мне по столу стопку бумаг. – Знаешь, старлей, где писать – «С моих слов записано верно», автограф и расшифровку автографа.

То есть до начала допроса мне предлагали подписать протокол, а потом они могут туда вписать все, что душа ментовская пожелает.

Лейтенант вытащил из кармана портсигар, достал из него сигарету, закурил и пустил мне в лицо дым, после чего щелкнул меня портсигаром по затылку. А вот этого молоденькому лейтенантику с носом-«картошкой» делать не следовало. Я оглянулся через плечо, оценил его самодовольную улыбку человека, чувствующего себя хозяина положения, свернул левую ладонь лодочкой и резко ударил его между ног. Не забыл при этом сомкнуть пальцы и дернуть руку на себя. Лицо лейтенантика исказила гримаса боли, и он согнулся в три погибели. Майор мой короткий удар в полумраке кабинета не увидел. Тем более что находился за спиной лейтенанта. Он не мог понять, в чем дело. Подскочил тут же к малорослому лейтенантику и попытался его выпрямить.

– Что с тобой?

Вскочил со своего стула и я.

– Приступ, похоже… Эпилепсия, что ли… При ней лучше лежать.

– Этого только нам не хватало! – Майор уже не старался говорить басом, и эхо по кабинету не гуляло.

Я даже удивился, услышав его нормальный человеческий голос. И к тому же существенно обеспокоенный.

Не знаю, каким образом я оказался за спиной майора, но время терять не стал и резко ударил его двумя пальцами левой руки в горло, в район сонной артерии. Я знаю за собой такой грех: могу и кожу и горло двумя пальцами – средним и указательным – насквозь пробить. И, бывало, пробивал в боевой обстановке. Но тот удар означает быструю смерть. В данном же случае я не хотел убивать, хотя, думаю, многие подозреваемые и даже уже осужденные сказали бы мне громадное спасибо за такую услугу. Но я на всякий случай подставил под настольную лампу пальцы, чтобы лучше их видеть. Крови на пальцах не было. Значит, горло не пробил и не убил.