– Да подожди! – отмахнулся Гуров. – Он мог быть из семьи с традициями, это просто привычка!
– Он мог быть и нашим гражданином, – кивнул Крячко, – только вдовцом.
– Мог, я не настаиваю, – согласился Лев. – Но проверить надо. Ведь все равно устанавливать личности придется. А что ты там, Маркин, про управляющего говорил?
– Управляющего тогда в казино не застали. Только администраторы залов в тот вечер оказались на месте, да бармен с несколькими контролерами, ну, еще охранники. А с этим управляющим я вообще не могу пока понять. Получается так, что его никто толком не знал. Нет, в лицо, конечно, знал весь персонал, а вот где он бывает, где живет… даже фамилии его никто не знает. Звали его все просто Саша. И все.
– Странно, – покачал головой Крячко, – хотя…
– Если он решал все вопросы по казино за пределами, – подхватил Белецкий, – организовывал все закупки, то персоналу в этом случае и знать-то его нечего. Они свое дело делают, он – свое, администраторы перед управляющим отчитываются, охранники за порядком следят. Есть, конечно, нюансы, как, например, подбор персонала, но уж как-нибудь они сообразили. Я не исключаю ситуации, когда этот Саша в последний момент узнал об операции и «свалил» из казино. Таким бизнесом обычно занимаются люди, у которых есть связи, у которых если не «крыша» в полиции, то хотя бы хороший информатор. И теперь Саша уже далеко.
– Или глубоко, – поддакнул Крячко.
– В каком смысле? – переспросил его Гуров.
– В смысле что он залег «на дно» и отсиживается. А информатор в полиции его предупредит, когда опасность минует и можно будет выйти из «норы». Достать мы его сейчас не сможем. Никак. Это практика, с этим придется смириться, может, случай и поможет. А что за ткань, в которую были завернуты тела?
– А-а, ткань вообще интересная! – оживился Маркин. – Вроде бы и синтетическая, легкая, но прочная. Значки какие-то по краю. Сейчас она у наших экспертов. Там над ней колдуют, пытаются определить производителя и вообще принадлежность этой ткани, где и для чего употребляется. Может, для автомобильных тентов или для катеров?
Опознание тел решено было провести через два дня. Не торопились с этим следственным действием лишь по одной причине, чисто гуманного характера. Нужно было подготовить Инну Андреевну Остапцеву. Врачи самым тщательным образом следили за ее состоянием, ее накачивали успокоительными препаратами, поддерживающими сердечную деятельность. Все понимали, что, потеряв мужа, узнать о гибели еще и сына – это удар, который перенести под силу не каждому.
Карина Слепцова согласилась участвовать в опознании. Она же предложила помочь и найти пару ребят, которые хорошо знали Павла и могли тоже его опознать. Гуров ухватился за эту идею, полагая, что приятели Павла Остапцева могут опознать и второе тело. Правда, Крячко полагал, что погибшие могли быть при жизни вообще незнакомы. Например, их убили с целью ограбления.
В десять утра в морге собрались все приглашенные. Двоюродная сестра Инны Остапцевой Анна держала родственницу под руку и что-то шептала ей на ухо. Наверное, успокаивала. Карина держалась хорошо, только снова что-то нервно теребила в руках. Двое парней топтались с ней рядом с угрюмым видом. Один из них то и дело лез в карман, доставал пачку сигарет и снова клал ее назад.
Следователь объяснил всем присутствующим суть предстоящей процедуры, их права и обязанности. Подошедший к Гурову Белецкий шепнул, что пригнал на всякий случай к моргу машину «Скорой помощи». Первой попросили подойти к телу мать…
Инна Андреевна побледнела как полотно и осела на подгибающихся ногах. Сестра Анна еле удерживала ее руками, и, если бы не подбежавший Крячко, женщина точно упала бы на пол. Тем не менее она мужественно двинулась с помощью двоих людей к накрытому телу. Сотрудник морга отогнул край белой ткани, обнажив только лицо, шею и верхнюю часть груди до ключиц, где еще не начинался шрам от вскрытия.
Остапцева охнула, зажала рот рукой и стала смотреть на лицо покойника широко раскрытыми сухими глазами. Гуров видел, сколько было надежды в этом взгляде. Несчастная мать все надеялась разглядеть, что тело принадлежит не сыну, а кому-то очень и очень похожему. Это длилось почти минуту. Потом на лицо наползла маска муки, обреченности и бесконечного горя, и тут из глаз мгновенно постаревшей женщины хлынули слезы.
Гуров опустил голову. Вот работу я себе нашел, привычно подумал он. У всех работа как работа, а у меня? Это была защитная реакция, необходимость поспорить с самим собой, уйти от эмоций, связанных с чужим горем. Пока споришь, о чужом не думаешь.