Стальное поколение

Полковник французской армии, граф де Маранш даже здесь, в разгромленном войной Бейруте — старался жить как офицер и дворянин. Рыбу им подали на фарфоровых тарелках и перед тем, как ее есть — он тщательно повязал салфетку себе на грудь, а еще одну — расположил на коленях. По сравнению с ним — Бабаян чувствовал себя каким-то убогим, дикарем, попавшим в мир цивилизованных людей. Они тоже ловили и ели рыбу, но запекали ее в фольге на углях и ели с помощью рук и перочинного складного ножа.

— Какое может быть будущее? Мы разгромлены.

Граф сделал неопределенный жест вилкой.

— Отнюдь. Мне кажется, вы напрасно складываете руки, мой дорогой. Все только начинается…

— Десятки людей арестованы — горько сказал Бабаян — вам ли это не знать.

— Ерунда.

Граф отрезал очередной кусочек запеченной рыбы, тщательно прожевал ее и только потом продолжил.

— Мои коллеги из КГБ… сделали одну ошибку. Очень большую. Хотите знать, какую?

— И какую же?

За окном что-то громыхнуло — но граф даже не обернулся. Рыба не лезла в горло…

— Они… несколько поторопились. Надо было немного промариновать вас — граф плотоядно улыбнулся — дать вам и вашим людям совершить несколько терактов. Взорвать несколько бомб — в метро, в магазинах, во время первомайской демонстрации. Немного крови. И тогда знаете что?

Бабаян не ответил. Он сидел и смотрел на рыбу.

— Тогда русские аплодировали бы, если бы вас всех поставили к стенке. Это можно увидеть по британскому опыту. Когда в Ирландии начали стрелять — поначалу даже британские леваки симпатизировали ирландским сепаратистам, одобряли и поддерживали их. Да и в обществе — не было определенного, четкого представления о том, что с ними делать. В конце концов — ирландский вопрос стоит перед Британией почти столетие, и многие считают… точнее считали себя виноватыми… например, за то что в восемнадцатом году корабельная артиллерия открыла огонь по Дублину. Но знаете, когда поменялось общественное мнение?

Бабаян снова не ответил.

— Когда несколько бомб взорвалось в столице Британии, в самом Лондоне — граф наставительно поднял палец — это стало переломным моментом. Я в ту пору как раз возглавлял французские спецслужбы, и нам достоверно удалось установить, что в числе тех террористов, которые взрывали Лондон — были осведомители британских спецслужб. А это значит — что? А это значит то, что знали — но не предотвратили. И правильно сделали, мой друг, правильно сделали. Потому что обычный обыватель мягкосердечен, даже склонен к левизне, но все это только до той поры, пока опасность не будет грозить ему самому. Пока бомба не взорвется на автобусной остановке в его городе — и он не станет размышлять над тем, а что было бы, если бы на автобусной остановке был бы он сам или его ребенок. Вот тогда, мой дорогой друг, все меняется, и скромная овечка моментально превращается в тигра. О, да — можно сочувствовать борьбе каких-то там где-то там — но только до тех пор, пока эта борьба не приходит на порог твоего дома. Можно желать утопического равенства — но только до тех пор, пока не выяснится, что ради этого равенства придется чем-то пожертвовать лично тебе… а то и все отдать. И вот когда это выясняется — вот тогда то наш мирный, втайне сочувствующий коммунистам и левакам обыватель становится тигром, и он готов сам расстрелять тех террористов, которые осмелились прийти в его город и посягнуть на его налаженный маленький быт!

Граф говорил уверенно и страстно — и вдруг Бабаян понял, что — вот оно! Оно самое, то о чем предупреждали, и то во что никто не верил. Это человек, который настолько чужд, что с ним просто не может быть ничего общего. Этот человек смертельно опасен — самим фактом своего существования, потому что он хитер, умен и знает, как разбудить в человеке самое низменное, сыграть на самых темных струнах его души. Это фашист — не конкретно гитлеровец, но фашист. Человек, который знает, как взорвать и разрушить изнутри все, что угодно. Человек, который втайне ненавидит людей, но так как он один, а людей много — он научился управлять ими, манипулировать, сталкивать друг с другом. И сейчас — он пользуется этим смертельным умением легко и свободно, раскрывая перед сидящим с ним за столом человеком тайны бытия. Тайны греха. Тайны зла…

И он сидит с ним за одним столом…