Стальное поколение

В приемной у Андраняна — не было секретаря, он отпустил ее домой ровно в пять часов утра. Обычно — в советских учреждениях секретарь приходила на работу на десять минут раньше начальника и уходила на десять минут позже — но не в армянском УКГБ, чему удивлялись многие гости. На самом деле — дело было не в том, что начальство так заботилось о подчиненных. Просто после семнадцати ноль-ноль по местному времени в Управлении начиналась друга жизнь… тайна, к которой допущены были далеко не все, и которая прямо противоречила всему тому, что происходило в этом здании и днем. Не было ни секретарей, ни вообще посторонних людей — никто не знал, кто с кем встречался и о чем говорил. Даже с приездом москвичей эту практику не прекратили — московская группа считалась надежно блокированной.

Андранян — занимался работой, перед ним лежали свежие турецкие газеты, он пробегал их, что-то отчеркивал карандашом — завтра нужные люди аккуратно вырежут отчеркнутое ножницами, наклеят в папку, по номерам, по темам. Увидев входящего молодого сотрудника — полковник отложил в сторону газеты, карандаш, улыбнулся.

— Давай, заходи дорогой, заходи…

Полковник Андранян — не поленился собственноручно заварить кофе себе и Дохояну. Кофе был хороший, йеменский, лучший в мире, прислали работающие там товарищи. Полковник Попов при виде всего этого подумал бы про себя что человек наверное здорово проштрафился, если так мечет икру. Но Попов — проработал в органах госбезопасности двадцать один год, а Дохоян — всего два года и выводы делать он не умел.

Степан Дохоян — немного путано изложил свои соображения относительно Попова, а так же все то, что он успел увидеть и услышать за сегодня. По обоюдному согласию — никаких рапортов не писалось и не подавалось. Оно и понятно — слежка и агентурная разработка сотрудника Особой Инспекции могло стоить погон, а то и свободы.

Полковник внимательно выслушал, что-то отчеркивая в блокноте.

— Я все сказал, что знал… — сказал Дохоян, волнуясь.

— Да это-то понятно…

Полковник немного поразмыслил. Потом — словно решившись на что-то — достал из внутреннего кармана пиджака еще одну записную книжку, личную, не служебную с прошитыми и пронумерованными страницами, оттуда достал фотографию. Армянин, лет сорока, крепкий, усатый, напряженный и уверенный взгляд в объектив — так смотрят при съемке на документы.

— Видел его рядом с Поповым?

— Никак нет.

— А вообще? Знаешь, кто это?

— Нет.

Полковник досадливо прищелкнул языком.

— Теймураз Асанян. Он тбилисский армянин, не наш. Попов мог встречаться с ним.

— Не видел. А кто он?

Вопрос был непрофессиональный. В КГБ существовало правило: меньше знаешь, дольше живешь. Но полковник — как будто не заметил этого вопроса.

— Хомут… — досадливо сказал он — полковник милиции, бывший начальник ереванского УГРО. В восемьдесят втором году освобожден от занимаемой должности, в отношении него велось следствие. Контакты с ворами в законе, взятки, незаконные освобождения, укрывательство преступлений. За ним много всего — но посадить не посадили, даже в системе оставили. Просто лишили звания, отправили в районный розыск, подполковником. Сейчас — он готовит почву для возвращения. И хочет отомстить тем, кто его разоблачил тогда — а это работники КГБ. Понимаешь?

Все было! Все было, базара нет! Только — вопрос как на это посмотреть. Полковник Асанян был безусловно виновен в том, в чем его обвинял КГБ. Только КГБ — мог обвинять, но не мог никогда и никому сказать, как работать по-другому.