Читаем Стальное сердце полностью

Стальное сердце

Островитяне

В воздухе тихо кружат снежинки, в ратушу стекаются люди. Поздний вечер, темно, женщины и дети почти все остались дома – им советовали не приходить, потому что повод для собрания тяжелый.

Марджори Крой пришла несмотря ни на что.

– Дети мои в стоптанных башмаках ходят, и ничего, ноги выдерживают – значит, выдержат и уши.

И вот она сидит в ратуше, справа и слева от нее двое ребятишек, младший на коленях. Щеки у нее разрумянились от холода, руки сложены в замок. В линии подбородка угадывается сходство с ее дочерью, Бесс, – годы размыли черты лица, но все же осталось в нем что-то дерзкое, воинственное.

Марджори с детьми молча сидят рядом с земляками, и вскоре входит Джон О’Фаррелл, а с ним майор Бейтс.

Все оживляются: майора Бейтса они видели лишь однажды, когда он приезжал на остров набирать добровольцев в охрану, и вначале нашли его странным – строгий, говорили о нем, сухарь, однако чем дальше, тем чаще охранники рассказывали, что он способен проявлять доброту.

Теперь, к началу марта, он осунулся, постарел, поседел. И будто усох.

Похудел и Джон О’Фаррелл, и седина у него стала заметней.

Выступив вперед, он переглядывается с майором Бейтсом, и тот ободряюще кивает.

Джон О’Фаррелл начинает уверенно:

– Насколько я знаю, в последнее время поступали жалобы на пленных…

– Да не на пленных, – перебивает Артур Флетт, – а где, дьявол их раздери…

– Придержи язык! – кричит кто-то.

– Черт… Виноват. – Артур кивает, извиняясь перед Марджори, чьи дети хихикают, услыхав ругань. – Я зол как не знаю кто, – продолжает Артур, – и не я один. Работники они, пленные, хоть куда, и вот мне заявляют, что больше они помогать не будут. А у меня участок только наполовину огорожен, ну и что теперь делать?

По залу пробегает одобрительный шепоток: у Алистера Нила канава недорыта, Рэбби Фирту в одиночку не загнать овец.

Джон О’Фаррелл жестом призывает к тишине, и галдеж мало-помалу унимается.

– Пленные, – объясняет он хмуро, – бастуют.

– Бастуют? – переспрашивает Рэбби. – Чтоб им больше платили? Или пенсию начислили?

Слышны приглушенные смешки, но когда встает майор Бейтс, воцаряется молчание.

– Они недовольны тем, что работа их якобы противоречит Женевской конвенции, согласно которой военнопленных нельзя принуждать строить вражеские укрепления.

Непонимающие взгляды со всех сторон.

– Поэтому, – продолжает майор Бейтс, – мы им хотим сказать, что эти… барьеры – вовсе не линия обороны. И к войне отношения не имеют. Это, – он запинается, – дамбы. Дамбы, необходимые для связи между островами. Гражданские сооружения, они и в мирное время нам послужат. Хотелось бы от вас единодушия.

Тишина.

Наконец Рэбби Фирт спрашивает:

– Значит… если мы скажем пленным, что они строят дамбы, то они и с нашей работой будут помогать?

– Верно.

Под одобрительный гул кое-кто встает и собирается идти, но тут слышен голос Марджори Крой:

– А как обращаются с пленными?

Все замирают, молча смотрят на нее. Марджори, окруженная детьми, с малышом на коленях, продолжает:

– В каких условиях их содержат? Мне моя Бесс много чего порассказала.

Никто уже не торопится уходить.

– Она в лазарете работает, – объясняет Марджори, обернувшись, чтобы всем было слышно. – И говорит, их избивают, синяки у некоторых ужасные. Говорит, их держат на хлебе и воде. Запирают в карцер, вот что она рассказывает. Голодом морят.

Майор Бейтс возражает – мол, преувеличение, – но слова его тонут в возмущенном гуле: у многих из местных жителей сыновья и братья в немецком плену. Около месяца назад по радио передали, что Япония захватила Сингапур и шестьдесят тысяч британцев попали в плен.

– Так и будем с ними обращаться по-скотски? – вопрошает Марджори. А ее дети, будто им не впервой это слышать, смотрят на майора не мигая, словно божества судьбы.

– Разумеется, нет, – отвечает он, краснея. – Нет, конечно.

И когда майор садится, Джон О’Фаррелл шепчет ему в ухо:

– Здесь, на островах, слухи разносятся быстро. Жители этого не потерпят. Здесь свои земельные законы, еще с тринадцатого века. Они не допустят, чтобы у них на островах людей мучили, голодом морили. Чувство справедливости не позволит…

– К черту справедливость, – возражает майор Бейтс. – Не они же начальство в лагере.

– Верно, – кивает Джон О’Фаррелл, – но ни к чему нам беспорядки ни в лагере, ни на большом острове. Люди здесь лишь до поры терпят, а потом станут сами порядок наводить. Разумней сейчас к ним прислушаться.