Стальное зеркало

Черт побери этих Гордонов. Главное же — все тихо и прилично. Я полгода тут проболтался, с обоими встречался почти каждую неделю, в Дун Эйдине слухи расходятся быстрее, чем масло по сковороде растекается — и не знал, и не слышал. Только что-то вертится такое… ах, да. Эсме же когда-то обмолвился — «мастер Джон говорил», а я пропустил мимо ушей. А Джордж, надо думать, считает, что он теперь мученик за веру — потому и вид такой, блаженно-покорный. Беда с этими новообращенными…

Глаза светлые, волосы светлые, физиономия бледная, зато с девичьим румянцем. Вроде бы и одет хорошо, Гордоны богаты и показывают это всячески, и сидит на нем все ладно, а все равно — посмотришь, так сущий мальчишка, а ему же к тридцати, кажется? Безобидный такой, братья у него больше в отца, и пошумнее, и посуровее, а этот, кажется, в мать пошел. В ту самую леди Гордон с кружевами ее. И не только видом.

— Думаете, вам это зачтется на небесах? — Грех дразнить его, но мало ли что у нас грех.

— Нет, — улыбается. — Я очень рад, что все закончилось. Я не думал, что отец просто так возьмет и вас попросит.

— Ладно, нашего полку прибыло, и хорошо. — Хотя… — Джордж, я надеюсь, вы не Нокса наслушались?

Потому что если вы вздумаете его бредни повторять на границе, вы сами не успеете заметить, как в ту расщелину свалитесь и в дыру вылетите, к удовлетворению вашего батюшки. Хотя… хотя кое в чем с Ноксом я готов согласиться, с тем его трактатом о том, что женщина на троне — сатанинское искушение. Метил он в Маб, а угодил прямо в нашу Марию, и не промазал. Точь-в-точь по его писанине: ветрена, неразумна, слаба, прихотлива, недальновидна — и не имеет права приказывать мужчинам, ибо в силу своей податливости греху должна пребывать в состоянии подчиненном.

— Джеймс, я понимаю, что моя ссора с отцом не делает нам обоим чести, — морщится больше-не-наследник-но-видимо-все-еще-сын, — но неужели вы меня до такой степени не уважаете? Я не знаю, как мало-мальски образованные люди могут всерьез относиться к этому проповеднику. Если вас это всерьез интересует, я полагаю, что все необходимое было дано нам, когда мы получили Слово Божие. Может быть, в древности иудеям и нужны были священники и духовные учителя, но мы христиане — кто может по праву стоять между Богом и нашей совестью?

— Ну, простите… не имел в виду вас обидеть. — О Господи, это меня, наверное, Клод проклял. Сказанул в сердцах, чтоб мне с Гордонами век путешествовать, вот оно и сбывается. Это ж невозможно, от этой серьезности скулы сводит и зубы болят. Ладно, на границе и ветер другой, и места больше, и дело — толковое мужское дело, без всей этой богословской премудрости. Выметет…

— Вам собираться не надо? Потому что у меня, честно говоря, ничего не готово. Сегодняшняя беседа с Ее Величеством стала для меня сюрпризом. — И если бы единственным…

— Нет, я и мои люди в порядке. Если вам нужна помощь, я в вашем распоряжении, если нет, скажите, где найти вас завтра.

— Я на границу собирался не вполне прямо. Если составите мне компанию — буду рад. — Потому что из бывшего мастера Джорджа, с его чинной постной физиономией выйдет хороший щит и против сестры, и против матушки. При этом госте меня, может быть, сразу не убьют… — У меня, понимаете ли, сын родился…

— Поздравляю. — Если до того Джордж-младший был похож на серьезную белесую ученую мышь, каких на полуострове заводят для забавы и учат делать разные фокусы, то теперь он мышь веселая. — И сочувствую. И рад быть вашим гостем.

Щит не помог. Гостей в доме госпожи Агнес Синклер приняли со всеми надлежащими почестями и ни одного дурного слова, ни одного косого взгляда матушка себе не позволила. При госте — ни-ни, ну что вы. Одни только изъявления материнской радости и гостеприимства леди Морхэм по поводу явления в замок любимого сына в таком замечательном обществе. Пир горой, застольные беседы и хорошо протопленные комнаты для дорогих гостей. В общем, до утра — идиллия, как в сказку попал.

В сказку про «добрых соседей», где тебя сначала накормили, напоили, спать уложили — а потом как потребовали чего-нибудь этакого, что уже есть, а сам еще не знаешь…

Прямо с утра же, еще толком не рассвело — «господин граф, вас желает видеть ваша матушка». И, с порога:

— Сын мой, я вами крайне недовольна.

— Матушка, у вас есть к тому основания, но ваше неудовольствие, равно как и мое раскаяние, положения не исправят.

Эхо гуляет между стенами, сквозняки таскают слова туда-сюда. Матушкин гнев, мои покаяния. Да, матушка трижды права. Анна могла сто раз сама вешаться мне на шею — с благословения ее батюшки, между прочим — но мне не следовало принимать ее игру. Я очень хорошо понимаю такие вещи. Потом. И тут тоже холодно, а с утра и натощак выволочки получать — вдвойне противно, даром, что заслуженные.

— Я надеюсь, что вы не поспешите окончательно… исправлять это положение, — цедит матушка. — Вы достаточно позаботились об этой особе.