Стальной дрозд

Знаком приказав своим спутникам остановиться, Антоло подъехал поближе к воротам. Поводья он сжимал в левой руке, а правую держал на виду, высоко поднимая символ мирных намерений.

– С кем я могу поговорить? – крикнул он, окидывая взглядом виднеющиеся над кольями лица. Хорошие лица. Открытые и честные. Только обросли щетиной малость и щеки позападали. Не все из оставшихся в форте солдат оказались молодыми. Кое у кого седина пробивалась на полбороды. – Есть у вас старший? Командир?

– Говори! Чего ты хотел? – отозвался звонкий и, к немалому удивлению табальца, молодой голос.

Говорил молодой человек не старше Антоло. То есть лет двадцати – двадцати пяти. Судя по черной щетине, южанин. Он перекинул одну ногу через ограду, умостившись между двумя остряками, словно в седле.

– Ты командир? – на всякий случай уточнил бывший студент.

– Я, я… – со смешком подтвердил солдат. – Дальше-то что?

Лицо его, обрамленное кожаным шлемом, казалось усталым, но глаза шарили по Антоло и его спутникам с похвальной цепкостью.

– Офицер?

– Рядовой. Это что-то меняет?

«Какой ершистый! Нет, точно с юга. И наверняка каматиец».

– Не меняет. Я сам был солдатом.

– Да? И какая армия?

– «Непобедимая».[29]

– Далеко тебя занесло.

«Для солдата он что-то слишком хорошо разбирается в дислокации частей Империи».

– Я штурмовал Медрен. А после того, как генерал дель Овилл предал Сасандру, многие ушли. И я ушел.

Каматиец помолчал. Наконец кивнул:

– Ладно. Время такое сейчас. Непонятное. Может, ты и тот, за кого себя выдаешь.

– Мне нечего скрывать.

– Ну, пускай. А что ты от нас хочешь? Оружия не дам. Ишь, повадились…

– А что, мы не первые?

– И даже не вторые. Я вот этого одноглазого уже видел.

Антоло оглянулся на ди Гоцци. Выходит, часть правды кондотьер от него скрыл. Он уже пытался заполучить оружие, но неудачно. А теперь что, решил чужими руками из огня жар потаскать? Ничего, мы еще посмотрим, кто кого обхитрит…

– Я не прошу отдать. Я хочу поменять на еду.

– Да? – прищурился солдат. И замолчал, разглядывая небо и верхушки холмов.

На Антоло накатила беспричинная злоба. Сейчас бы развернуться, послать несговорчивого солдата к кошкиной матери и уехать восвояси. Но Да-Вилье нужно оружие и доспехи. Нельзя спорить, нельзя ругаться. Нужно мягко убеждать.

– Кому молчим? – улыбнулся табалец. – У меня кобыла устала на месте стоять…

– Да пошли вы со своей независимостью… – Чернявый сплюнул сквозь сжатые зубы.

– А при чем тут независимость? – опешил Антоло.

– Вот именно. Ни при чем. Независимость сама по себе, а мы – сами по себе. Проваливай!

– То есть как это «проваливай»?

– Да так… Ножками.

– Но так же нельзя!

– Почему нельзя? Раз свобода и независимость, то все можно. Родину предавать… Требовать невесть чего. – Солдат дернул щекой. – Грабить и убивать. Может, ты меня убить хочешь? Я же из Каматы. А ты – табалец белобрысый. Вы же каматийцами детей пугаете. Или нет? Ну, что смотришь на меня котом диким? – Он явно начинал злиться и с каждым словом все больше и больше распалял себя. Еще чуть-чуть и в драку полезет…

Антоло поежился.

– Ну, давай, убей меня! – выкрикнул каматиец. Кожа туго обтянула его щеки. Нос заострился, а глаза сжались в узкие, излучающие ненависть щелки. – Что смотришь? Один на один. Ты и я! Если ты победишь, можешь забрать все оружие… И будьте вы прокляты!

Он неожиданно исчез за частоколом. Табалец забеспокоился – не начался ли припадок? А то, бывает, кричит, кричит такой молодец, а потом – на спину, и пена изо рта. Антоло повернулся к своим, ища поддержки. Желтый Гром пожал плечами – решай, мол, сам. А что с него взять? Дикий народ. Дитя Степи. Ди Гоцци смотрел в сторону. Ну, этому тоже выгодно, чтобы выскочка опростоволосился. До сих пор в Да-Вилье был один великий тактик и стратег, а тут каким-то суховеем студента принесло. Фра Анзьело задумчиво чесал в затылке, уставившись в гриву коня. О чем он задумался? О своей любимой независимости? Так вот они, плоды ее… Кушайте, папа, не обляпайтесь…

С натужным скрипом приоткрылась створка ворот. Немножко. Ровно настолько, чтобы выпустить человека, который не замедлил выскользнуть наружу.

Каматиец шагал уверенной походкой, твердо опуская подошву на раскисшую землю. Шлем он сбросил еще за оградой, но туловище его по-прежнему защищал нагрудник из воловьей кожи – обычный доспех пехотинца сасандрийской армии. Правая рука солдата висела на перевязи, а ножны с мечом он прицепил таким образом, чтобы клинок легко можно было выхватить здоровой рукой. И меч, отметил про себя Антоло, не пехотный. Те короткие и напоминают большие ножи. Железо дрянное, рукоять неудобная. Здесь же, скорее всего, офицерское оружие. Клинок длиной в два локтя. Да и выглядит довольно благородно.

– Ну что, готов? – спросил каматиец, останавливаясь в пяти шагах перед студентом. – Или в штаны наложил?

Антоло скрипнул зубами и соскочил с кобылы.