«Стальной кит – повелитель мира»

– Так, где же мы сейчас находимся? – спросил, обращаясь скорее к самому себе, Флажолет, когда он при помощи Смычка отодвинул в сторону тяжелую известняковую плиту, отделявшую помещение церкви от лаза.

– Как будто к черту на рога залезли, – ответил ему тихо Смычок.

– Нет, не к черту на рога, – говорил Флажолет, направляя луч фонарика в разные стороны, и свет выхватывал из мрака скорбные лица святых, смотревших словно с осуждением на тех, кто потревожил их ночной покой. – Не к черту, а в церковный алтарь мы залезли, где и происходит таинство превращения хлеба и вина в плоть и кровь Христа. Видишь, вон и престол стоит…

Смычок усмехнулся. Его приятель прежде никогда не старался выказать своей эрудиции.

– Тебе бы в церкви попиком служить, а не с ширевом на подводной лодке ездить, – с обидой в голосе заметил Смык.

– А вот нагрешу побольше, а потом раскаюсь, тогда и пойду в попы. Только мне вначале побольше нагрешить хочется, чтобы не так обидно каяться было.

– Ладно, хорош языком трепать! – теперь уже со злостью заявил Смык. Пошли грешить, раз уж сюда залезли. Ну, где тут обещанные доски висят?

– Здесь не только иконы, Смычок, не только! – говорил Флажолет, водя из стороны в сторону фонариком. – Нам нужно ризницу найти, а там церковная посуда, кресты, облачения священников. Все это за хорошие бабки в Финляндии отойдет. Ну, пошли искать вход в ризницу, а потом уж и досками займемся. Ой, слушай! – точно спохватился Флажолет. – А ты Вола крепко держишь?

– Совсем не держу, – сообщил Смык. – Он возле меня смирно стоит.

– Нет, так не годится, – строго сказал Флажолет. – Я вижу, он чилдрен шустрый. Сиганет в лаз – да и к субмарине. Он уж нам с тобой посулил немало.

– Слушай, а чего мы с ним вообще возимся? – откровенно спросил Смычок. – Замочим, да и дело с концом. Никого нам тогда бояться не придется. Кошмарик этот хоть и шизанутый чилдрен, но до баксов и всяких там рыжиков жадный. Он нам служить будет как раб. Субмарину он тоже водить может, видели, а этот стремный чилдрен да и его герлушка нам совсем не нужны…

Флажолет с полминуты подумал, прежде чем дал ответ:

– Хорошо, после обдумаем, а покамест не о том буруздим. Да и не в церкви же его мочить?

– Подумаешь, какой праведник выискался! – презрительно фыркнул Смык. Ладно, пошли дело делать. Сам же меня уговорил на такое дело.

Володя, которого бандиты ничуть не стеснялись, когда обсуждали перспективу его дальнейшей жизни, был ни жив ни мертв. Смык на самом деле крепко ухватил его за руку, и теперь уже не было никакой возможности улизнуть от них, Володю утешало лишь одно: «Кошмарик, – думал он, – уже выводит “Стального кита” из пещеры, и мерзавцы никогда больше не воспользуются моей подводной лодкой. Возможно, Ленька, не дождавшись меня, каким-то образом сообщит милиции о том, что в церкви находятся воры. Церковь откроют, и бандитов схватят. Схватят и меня, но я постараюсь потом доказать, что меня силой заставили лезть в церковь. Только бы Кошмарик не рассказал в органах о “Стальном ките”, иначе выяснится многое, и субмарину у нас отберут…»

Эти мысли стремглав пронеслись в сознании Володи, а между тем Флажолет и Смык уже находились вне алтаря, в главном помещении церкви. Они крутили головами в разные стороны, оценивая висящие на стенах иконы. Флажолет приглядывался и к паникадилам, подсвечникам.

– Да, кое-что здесь может нам послужить. Есть хорошие доски, старые. Вон там и там… Впрочем, давай ризницу искать.

– Давай-давай. Только скажи мне, претендент на поповскую должность: отчего это в церквях всегда мертвечиной пахнет? – поинтересовался Смычок.

– А ты что, часто в них бывал, в церквях-то?

– Сколько бы ни бывал, а всегда воняло.

– Понятно, почему, – отвечал Флажолет. – Потому что сюда жмуриков для отпевания привозят. Иногда и на ночь оставляют. Вон, к примеру, у стеночки на козлах гроб стоит со жмуриком.

Смычок, не любивший покойников и даже боявшийся их, повернул голову туда, куда показал рукой Флажолет, и на самом деле увидел гроб, что стоял у стены. Крышка гроба была снята и прислонена к стене рядом, и чем пристальнее вглядывался Смык в очертания последнего жилища умершего человека, тем шире открывались его глаза, подбородок и даже щеки дрожали, а губы издавали какое-то нечленораздельное бормотание.

Володя, удерживаемый Смычком, не увидел, а почувствовал, в каком состоянии находится его страж: рука Смычка похолодела и так стиснула Володино запястье, что не было сил сдержать возглас боли.

– Да что ты, отпусти! – произнес Володя громко, но Смычок лишь пробормотал:

– Смотри, он поднимается, поднимается!

Володя посмотрел туда, где стоял гроб с телом покойного и, к ужасу своему, увидел, что на темно-красной, почти черной обивке гроба появилась белая рука, а покрывало, вздымающееся над гробом, колышется. Флажолета, услышавшего бормотание Смыка, тоже охватил ужас, усилившийся трижды, когда над гробом поднялась голова мертвеца, заскрежетавшего зубами и завывшего протяжно и гулко, точно волк на зимнюю стужу:

– А-а-а-о-о-у-у-у!