— Но негры разобщены, — сказал Конрад Блутштурц дрожащим от напряжения голосом. — А евреи терпеливы. Но у нас есть еще один враг — азиаты. Это более непосредственная угроза. — По залу пронесся гул, послышались выкрики: “Косоглазые! Желтые обезьяны!” — Азиаты сконцентрировали в себе наиболее отвратительные пороки негров и евреев. Они становятся многочисленными, как и негры, но в то же время они столь же изобретательны и жадны, как евреи. Мы с вами являемся свидетелями того, как они все прибывают и прибывают в нашу страну. Их много даже здесь, в Хантсвилле. Неважно, кто они: китайцы, японцы или вьетнамцы, — все они на одно лицо. И все одинаковы — мы-то с вами хорошо это знаем. — При этих словах Конрада Блутштурца зал заревел так же, как пятьдесят лет назад ревел, слушая речи Адольфа Гитлера, — ведь речи были те же, да и толпа всегда остается толпой. — И как могло получиться, — выкрикнул Конрад Блутштурц, — что мы победили японцев, а они теперь демонстрируют экономическое превосходство?!
— Они обхитрили нас! — завопила толпа.
— Теперь вьетнамцы прогнали американцев со своей земли, а сами кинулись к нам, чтобы отнять рабочие места, которые еще не успела заграбастать японская мафия, и скупить дома, которые истинные американцы просто не могут себе позволить! Эти люди настолько бесчестны, что работают сразу на двух или на трех работах, и получается, что на каждого работающего вьетнамца приходится три безработных американца! — Толпа завизжала от гнева, возмущаясь вероломством эгоистичных вьетнамских иммигрантов. — Но азиаты — это еще не самое плохое. Нет, — произнес Конрад Блутштурц, понижая голос, чтобы собравшимся пришлось напрячь слух. — Самые страшные — это последние, о ком я хочу рассказать. Они не отличаются от нас ни цветом кожи, ни обычаями, ибо они суть хамелеоны — ядовитые хамелеоны.
— Никогда не думала, что хамелеоны ядовиты, — прошептала Илза.
— Ядовитые хамелеоны, — повторил Конрад Блутштурц, не обращая на нее внимания, — поскольку могут являться в любом обличье. Они влились в наше общество незаметно, не вызвав у окружающих никаких сомнений. И распознать их можно только по именам, а имя им — Смит, — прошипел Конрад Блутштурц.
Собравшиеся так завопили, что содрогнулись стены.
— Вы знаете, что я лично проводил изучение той угрозы, какую представляет Смит. Я собственноручно собрал свидетельства этого. Смиты столь же многочисленны, как негры, более многочисленны, чем азиаты, и гораздо более изощренны, чем евреи. Я дал бой некоторым из них, обрушив истинно арийскую месть на их, казалось бы, белые головы!
— Арийская месть! — заорали члены Лиги белых арийцев Америки и Алабамы.
— Если случится расовая война, то начнется она не с евреев, не с негров, не с азиатов — она начнется со Смитов. Я всегда это говорил!
— Да!
— И разве не об этом пророчествовал Бойс Барлоу, наш основатель?
— Да!
— И его пророчество сбывается!
— Да! — взревел зал.
— Они нанесли первый удар!
— Да!
— Коварный удар! Они уничтожили чистую душу — нашего любимого Бойса! — По залу прошел стон, лица исказились от горя. — И его братьев Люка и Бада! — Собравшиеся были потрясены. Послышались выкрики, призывавшие к мести, — собравшиеся требовали головы подлых убийц. — Но вам нечего бояться, — продолжал Конрад Блутштурц. — Их дело — в надежных руках. Я подниму их знамя и понесу его вместо них. Если вы согласитесь признать меня своим лидером.
— Да! Да! Да! — ревел зал.
Конрад Блутштурц слушал эти крики восторга, пока все не охрипли. Охрипшими они нравились ему больше. Их американский акцент и манера говорить в нос раздражали его. Это была речь полукровок. Наконец все успокоились и высоко подняли головы. Они верили — верили в то, что у них белая кожа, в правоту своей цели и в Конрада Блутштурца. Они и не подозревали, что все это чистый обман. И что сам Конрад Блутштурц, оказавшийся столь блестящим оратором, несмотря на увечья, не верит ничему из того, что только что сказал.
— Итак, первый удар нанесен, и мы не будем мешкать, прежде чем нанести ответный удар! Я уже выбрал тех, кого назначу вашими командирами. Они поделят вас на взводы, и вы будете маршировать, тренироваться и учиться пользоваться оружием, которое мы прячем на тайных складах. Вместо того чтобы избегать окружающего нас нечистого мира, мы маршевым шагом вторгнемся в него. Вместо того чтобы ограничиться стенами Крепости чистоты, мы понесем ее идеи во внешний мир, и тогда вся Америка станет Крепостью чистоты!
— Вернем Америку! Вернем Америку! Америка — американцам! — заревел зал.
— А сейчас я назову имена тех, кто станет командирами. И пусть те, чьи имена я назову, поднимутся с мест. Гёц Гюнтер. Шонер Карл. Сталь Эрнст. Ганс Илза.
— Значит, я буду теперь вести “Час Лиги белых арийцев? — спросила Илза, но Конрад Блутштурц шикнул на нее.
Вдруг с места вскочил какой-то парень — у него был техасский выговор.
— Эй, а почему это никого из нас, американских парней, не назначили командирами?!