Стальной пляж

Я соорудила угощение, которое с лёгкостью могло претендовать на звание Сэндвича Века, и неважно, что в него входило. Бренда смотрела, как мой холуй-перцер тащит его, с таким выражением, будто её вот-вот стошнит, из чего я сделала вывод, что простым смертным — тем, кто не понимает глубокого философского смысла мясного ассорти — может показаться, будто я набрала, мягко говоря, несовместимых продуктов. Что ж, готова признать, не каждый способен оценить изысканную резкость вкуса маринованных свиных ножек в сочетании с розетками из сладкого теста, полными взбитых сливок. Сама Бренда не нуждалась в официанте-разносчике. Она тащилась следом с одной жалкой тарелочкой маслин и сладких пикулей. Я ускорила шаг, осознав: люди скоро поймут, что она со мной. Подозреваю, она даже не знала названий каждого десятого деликатеса, куда уж там ей любить или не любить их…

Помещение, которое перцеры называют Главной Студией, некогда было самым большим павильоном звукозаписи НЛФ. Его перестроили таким образом, что зал, открывшийся нашим глазам, обрёл форму клина, остриё которого направлено в сторону собственно сцены, расположенной у дальней стены. Клинышек получился немаленький. По обеим его сторонам уходили вверх, постепенно сближаясь, стены, составленные целиком из тысяч и тысяч стеклянных телеэкранов — старого образца, прямоугольных со скруглёнными углами. Этой форме перцеры придавали такое же значение, какое христиане кресту. Великий Телек символизировал вечную жизнь и, что ещё важнее, вечную Славу. Мне видится в этом своеобразная логика. Когда мы с Брендой вошли, на каждом экране, размером от тридцати сантиметров до десятка метров по диагонали, мелькали различные эпизоды из жизни, любви, концертов, фильмов, похорон, свадеб и, насколько мне известно, испражнений и обрезаний гигазвёзд. Картинок было слишком много, чтобы охватить взглядом их все. К тому же, по залу носились, будто волшебные пузыри, голограммы улыбающихся лиц Момби, Меган, Тори-сана и Элвиса.

Перцеры знали, для кого на самом деле разворачивается всё это зрелище: нас проводили практически вплотную к сцене, тогда как истинные верующие вынуждены были довольствоваться дешёвыми местами на задних рядах и телеэкранами. Где-то там, вдали от сцены, балконы громоздились друг на друга и терялись во тьме выше линии софитов — излюбленной подсветки перцеров.

Мы прибыли с опозданием, а посему почти все первые ряды были заняты. Я уже готова была предложить Бренде разделиться, как вдруг заметила за столиком почти у самой сцены Крикет и пустое место рядом с ней. Я вцепилась одной рукой в Бренду, другой — в свободный стул и потащила свою добычу через шумную толпу. Бренда смешалась от того, что людям приходилось разбегаться, чтобы не попасть под удар её стула — надо будет потом серьёзно поговорить с ней. Если она не сможет научиться проталкиваться, пихаться и орать, ей нечего делать в новостном бизнесе.

— Мне нравится твоё тело, Хилди, — заметила Крикет, когда я вклинилась между ней и Брендой.

Официант водрузил на наш столик большой розовый кувшин. Я отдышалась, чуть пригладила пёрышки — и только собралась попросить дольку лайма, как из-за моей спины протянулась услужливая рука, и я получила полную розетку вожделенного цитруса.

— Мне показалось или я уловила нотку смутного сожаления? — обратилась я к Крикет.

— В смысле, из-за того, что твои штаны выбыли из вечной гонки пиписек?.. — она изобразила, будто обдумывает сказанное. — Пожалуй, нет.

Я надулась, но больше для вида. По правде говоря, сама мысль заняться с ней любовью теперь казалась мне заблуждением. Но это не значит, что она снова не заинтересует меня лет через тридцать или около того, когда я сменю пол обратно… если она к тому времени всё ещё будет женщиной.

— Ты отлично поработала над той фотографией "Любовь даже после смерти" из "Нирваны", — похвалила я, одновременно роясь в ворохе материалов для прессы и другой рукой пытаясь отправить в рот кусок сэндвича. Я нашла золотую памятную медаль с автографом и номером, за которую могли бы дать четыре тысячи в любом ломбарде на Лейштрассе… если только я окажусь там достаточно быстро и отпихну от окошечка всех журналистов Луны. Напрасная надежда — я уже видела, как с тремя чёртовыми побрякушками отправились курьеры, и они наверняка были не первыми. Теперь медали сделаются наркотиком на рынке. Остальной материал оказался хламом.

— Так это ваша работа? — произнесла Бренда и подалась вперёд, пожирая Крикет глазами.

— Крикет, это Бренда. Бренда, познакомься, это Крикет. Она работает в непристойной газетёнке, чьё название начинается на буквы "О.Д.", и заслуживает "Оскара" за великолепное актёрское мастерство, с которым скрывает своё отчаяние из-за того, что всего лишь раз ей представился случай прикоснуться к моей славе.

— Да, кровавая была работёнка, — кивнула Крикет и потянулась через меня пожать Бренде руку. — Рада познакомиться.

Бренда, заикаясь, пролепетала что-то в ответ.

— И во сколько тебе обошёлся этот снимок? — не отставала я.

— Цена была вполне разумной, — самодовольно ответила Крикет.