Стальной подснежник

— Именно! — воскликнул Лестер, поднимая бутыль с настойкой жестом победителя. — Маги теряют силу слишком редко и, обычно, вместе с жизнью. Если процент двойной звезды среди одаренных и так невелик, то среди утерявших силу — еще меньше. Чтобы все условия сошлись, нужно очень редкое стечение обстоятельств! Одаренный, родившийся двойной звездой и утративший первый вид магии!

Он поставил бутыль на стол и подошел к очагу. Эйнар уступил ему место над котелком, а сам подошел к столу. Есть ему не хотелось, но вот выпить горячего было бы кстати. И обязательно дослушать разговор. Как бы отделаться от клятого перстня хоть ненадолго? Его легко снять, но морок не шутил, угрожая Тильде. Если она забыла все происходящее, то и в самом деле может лишиться рассудка — магу незачем ее жалеть. Думай, капитан, думай…

— Может, Лестер прав? — сказал он магичке, закутанной в одеяло, из-под которого торчали только голова, руки и воротник сорочки. — Если маги с этой двойной звездой существуют, вдруг вам повезет?

— Вы не понимаете, капитан, — вздохнула леди. — Это не гипотеза, а именно ересь, признанная таковой советом магистров лет двадцать тому назад. Магическим даром человека наделяют Благие Семеро, каждый — своим. И нельзя получить два дара, потому что нельзя быть избранником двух богов. Что получится, если Милосердная Сестра велит своему адепту спасти жизнь больного, а Претемная Госпожа — избавить его от мучений?

— Адепту придется думать и решать самому, — ехидно отозвался Лестер от очага. — Конечно, свалить это на богов — куда проще. И подумайте вот еще о чем… Представь, капитан, что у твоей дочери — сильный дар боевого мага или некроманта. И слабый — целительницы, скажем. Но развить слабый можно, хоть это и пойдет в ущерб основному. На какой факультет ты ее отдашь, если позволят выбрать?

— Целительский, конечно! — сказал Эйнар, не раздумывая, и, лишь увидев, как потемнели глаза леди, сообразил, что ляпнул не то.

— То-то и оно, — вздохнул Лестер, поднимаясь и держа котелок, источающий густой запах шамьета. — Мало кто захочет, чтобы его ребенок рисковал жизнью или вызывал у людей страх. Но ведь найдутся и такие отцы, которые запретят мальчику выбрать путь целителя, заставив его стать боевым магом. Куда более мужское дело, верно? А дворянину не совсем прилично возиться с инструментами и колбами, как обычному ремесленнику, пусть он и родился алхимиком или артефактором. И если сейчас у одаренного нет выбора, то двойной звезде очень легко искалечить судьбу, заставив выбрать неправильно. Потом-то переучиваться куда сложнее! Время уходит, тело и разум формируются под силу… Не нужно так смотреть, леди, Эйнар не хотел вас обидеть.

— Я не обиделась, — сообщила леди уже знакомым звенящим голосом. — Но было очень любопытно услышать, что стать боевым магом для женщины мой муж считает… недостойным.

— Не совсем так, миледи, — тяжело уронил Эйнар. — Даром вас наделил Пресветлый, и ему плевать, что я об этом думаю. Хотя если бы меня спросили, я бы сказал, что война — неженское дело. Не потому, что женщины недостойны, а потому что их дело — дарить жизнь, а не отнимать.

— Увы, для первого я непригодна, — сообщила леди тем же звонким, но неуловимо ломким голосом. — Детей у меня не будет. Не должно быть из-за клятого осколка, — исправилась она, глядя на Эйнара в упор. — Так что как именно я потрачу собственную жизнь — никого не касается.

— Капитан… — предостерегающе окликнул его Лестер, и Эйнар кивнул.

— Я помню, — сказал он. — Лестер, оставь нас, прошу.

— Ох… — покачал головой целитель, ставя котелок на пол у очага и выходя из лазарета.

Магичка молчала, глядя, как загнанная в угол рысь — только что шерсть не вздыбила. Глаза у нее так и были темнее обычного, а может, это казалось из-за отблесков очага.

— Как вы потратите свою жизнь, миледи, — сказал он, когда дверь за лекарем закрылась, — касается меня. Потому что я ваш муж, нравится вам это или нет. Я еще могу понять насчет магии, которую вы потеряли… Но о том, что вы так серьезно ранены, я должен был узнать раньше. До того, как случилась… почти случилась беда.

— Согласна, — бросила магичка то ли вызывающе, то ли презрительно. — Можете обижаться на его величество, что подсунул вам порченый товар. Одно утешение — детей мы с вами все равно заводить не собирались.

— Да разве я об этом? — рявкнул Эйнар, не выдержав. — Вы умереть могли! Вы…

И осекся, испугавшись, так она побледнела, больше не выглядя ни злой, ни обиженной, только бесконечно уставшей.

— Что — я? Продолжайте, капитан. Впрочем, вы же боитесь, да? Боитесь повысить на меня голос, боитесь расстроить, боитесь сделать что-то не так — вдруг я от этого умру? Так, да?

Она смотрела на него, отвешивая слова, как хлесткие удары, и они сыпались с побелевших губ горько и безжалостно.